Закончив, судья посмотрела на двух своих помощников и добавила:

– В заседании суда объявляется перерыв.

Лаура поднялась со своего места и пожала руку Нэнси Андервуд.

– Спасибо вам за все, – проговорила она, сделав слабую попытку улыбнуться. Ей это было еще трудно, так как болели потрескавшиеся губы.

Лауре не хотелось думать о том, что с той кошмарной ночи миновало всего две недели. Ей казалось, что прошла уже целая вечность. Она не хотела вспоминать об этом. Воспоминания причиняли ей боль.

– Это моя работа, – улыбнулась в ответ Нэнси. – Я очень рада, что все обошлось без дополнительных сложностей.

Вместе они пошли к дубовым двойным дверям зала. Тим и его адвокат направились туда же, только с другой стороны.

Все четверо дошли до дверей в одно и то же время. Поскольку слушания прошли в столь милой, дружественной обстановке, они решили обменяться рукопожатиями. Сначала друг другу руки пожали адвокаты, затем адвокаты и клиенты, наконец, Тим и Лаура.

Когда рука Лауры оказалась в руке Тима, адвокаты как раз отошли в сторонку, чтобы поздравить друг друга с успешным ходом процесса. Тим улыбался. Его рукопожатие было мягким, но он не сразу отпустил руку Лауры. Вместо этого он наклонился прямо к ее уху и прошептал:

– За тобой долг, – он широко улыбался. – Ребенок. Ни один суд тут ничего не изменит.

Бледность разлилась по лицу Лауры. Ее рука, все еще лежавшая в его большой руке, похолодела и задрожала. Когда он отклонился от нее, она увидела выражение его глаз. В них сверкала лютая ненависть, однако так хорошо замаскированная улыбкой, что ее могла разглядеть только Лаура.

Затем он отпустил ее, присоединился к своему адвокату и они вместе вышли из зала заседаний.

Нэнси Андервуд заметила бледность на лице Лауры и поспешила к ней.

– Что он вам сказал? – спросила она встревоженно. Лаура все еще провожала взглядом широкую спину Тима, который неторопливо удалялся по коридору под руку с Кевином Мацем. Она перевела наконец взгляд на Нэнси и замялась…

– Ничего, – наконец проговорила она. – Просто я… Просто он был в первый раз так близко ко мне после той ночи и я… Ладно, Нэнси. Сначала я растерялась, но сейчас уже все прошло.

– Вы уверены? – недоверчиво спросила ее опытный адвокат.

– Да, – солгала Лаура. – Уверена.

«Нью-Йорк Таймс», 8 ноября 1958 года

«В Лендслайде Ланкастер вырвал победу у Боуза и Ингерсолла.

Очередной этап современной истории штата Нью-Йорк завершился с окончанием предвыборной кампании и проведением голосования. Хэйдон Ланкастер сместил Эмори Боуза, зарегистрированного в качестве независимого кандидата, с кресла сенатора, которое тот занимал до сего времени. Ланкастер также нанес поражение республиканскому претенденту на мандат американского сенатора Лоренсу Ингерсоллу.

Такое в истории штата Нью-Йорк происходит впервые! Ситуация была поистине драматическая. Сенатор Боуз потерял право быть кандидатом демократов еще на первом туре выборов, продолжал борьбу в качестве независимого и был сокрушен в итоге членом своей же партии!

Ланкастер получил 65 % голосов избирателей. Ингерсолл – 21 %, а Боуз – всего 14 %.

Выборам предшествовала ожесточенная и нервная предвыборная кампания, в ходе которой порядочность и патриотизм Ланкастера постоянно ставились под сомнение его соперниками. Многие наблюдатели полагают, что поворот в этом процессе произошел в мае, когда Ланкастер блестяще отверг все обвинения в свой адрес, выступая в одной из передач национального телевидения. В частности, потерпела крах гипотеза, выдвинутая Боузом, о том, что, работая в качестве американского посла в НАТО, Ланкастер изменил интересам страны. Когда окончательно выяснилось, что версия Боуза не что иное, как обыкновенная фальшивка, сфабрикованная с помощью поддельных документов и свидетельств мифического «дипломата», результаты выборов стали очевидны еще до их проведения. Было ясно, что шестнадцатилетняя сенаторская карьера господина Боуза подошла к концу.

Сегодня рано утром в «Уолдорф-Астории» Ланкастер выступил с торжественной речью в связи со своей победой перед возбужденной толпой сторонников. Он сердечно поблагодарил всех тех, кто помогал ему в предвыборной кампании, кто не покладая рук работал на достижение одной цели – избрание Ланкастера в Сенат. И не забыл извиниться перед собравшимися за отсутствие своей жены. Он пояснил, что в настоящее время миссис Ланкастер дежурит у постели серьезно захворавшей матери – миссис Гарри М. Столворт Третьей – в Палм Спрингс.

Сегодня вечером Ланкастер устраивает торжественный прием для гостей в родительском доме в Манхэттене. Ожидается, что там будут присутствовать его главные сторонники и помощники. Известно, что выразили стремление поздравить Ланкастера с победой и представители всех трех ветвей власти штата».

Тесс сложила «Нью-Йорк Таймс» и положила на стол. Она находилась на втором этаже особняка Ланкастеров, в кабинете Хэйдона, украв минутку уединения у заполнившей дом толпы приглашенных на вечер.

Конечно, газетный отчет о победе на выборах и в малой степени не мог передать триумфа сторонников Хэла и радостную горячку гостей, приглашенных на сегодняшний прием. Каждый из гостей, похоже, полагал, что является свидетелем и даже в какой-то степени участником исторического события. Тесс казалось, что добрая половина всего вашингтонского общества, плюнув на все дела, устремилась сегодня в Манхэттен, чтобы поздравить Хэла, потрясти ему руку и заполучить его в союзники на будущее. Сенаторы, конгрессмены, лоббисты всех мастей, журналистская братия, федеральные судьи… Здесь присутствовали даже некоторые члены Кабинета со своими супругами.

Личное поздравительное послание от президента имело особое значение для Хэла.

«Наверно, это и есть тот исключительно редкий момент, когда я счастлив и рад избранию демократа на высокий государственный пост, – говорилось в послании. – С нетерпением жду той минуты, когда вы приступите к исполнению своих новых обязанностей, и, надеюсь что смогу плодотворно работать вместе с вами вплоть до окончания моего срока».

Хэл сейчас был внизу и в сопровождении своих родителей и Тома Россмэна курсировал меж собравшимися в его доме доброжелателями. Несмотря на то, что его окружала многочисленная и крайне разношерстная публика, он мог каждого назвать по имени, знал, кого как поприветствовать, что кому шепнуть, как улыбнуться своей знаменитой улыбкой.

Ложь относительно Дианы пока еще срабатывала и не провоцировала никаких сложностей. Тем более, что это была скорее не ложь, а всего лишь полуправда. Слухи о серьезном недомогании матери Дианы были, что называется, несколько преувеличены, Но сама Диана действительно в настоящее время скрывалась, – забилась в нору, – в Палм Спрингс, пытаясь спрятаться от мира и от своих собственных мыслей. Благодаря хорошим отношениям Хэла с газетчиками и усилиям Тесс, которая лично нанесла визиты в несколько главных телекомпаний, исчезновение в последние недели со сцены Дианы было очень аккуратно «не замечено».