— Так не пойдет! Мы — не океанский купец, у которого трюмы бездонные и дрова несчитаные. Дрова — не для того, чтобы такие огни разводить всего-то для каши… Их еще найти и запасти нужно!

Тогда не выдержал уже рыцарь Сухром, он подошел к борту и стал смотреть вниз так долго и пристально, что все обратили на него внимание. А внизу-то простирался лес, почти безбрежный, уходящий за горизонт, видимый с палубы. Это был уже не тот лес, как в горах и на плоскогорьях, где они нашли и подобрали генерала Плахта, а южный, широколиственный… Пришлось капитану Вилю, почти сплюнув за борт и отчаянно махнув рукой, вернуться на ют с насупленным и рассерженным видом.

Он постоял, сменил шкипера Луада на румпеле, которым управлялось огромное, широкое, почти как настоящий парус, перо руля. Там же, наверное, по мнению капитана совсем некстати, находился и его новый любимчик из команды, матрос-птицоид Сурль, которого Виль в последнее время ставил частенько рулевым вместо себя. Это поднимало статус Сурля в команде, да, наверное, и было за что. Рыцарь заметил, что капитан не очень-то любил править их суденышком, ему было уже тяжело ворочать рулем из-за его комплекции и возраста.

— Луад, спустись к гребцам, скажи, что сегодня завтракать придется всухомятку, — приказал капитан.

Это была как бы его месть Несваю, Плахту, да и рыцарю, конечно. Но такая почти детская и ненужная, глупенькая даже, что Крепа захихикала своим громовым голосом. И все же в этой огромной циклопе присутствовала также немалая доля природного такта, поэтому она зажала свой смех ладонью, широкой, как хорошая лопата, и лишь принялась посверкивать глазом на приближающегося шкипера.

А Луад этим воспользовался, он вообще к циклопе с некоторых пор испытывал привязанность и потому осторожно, будто шел по осколкам стекла, спустился на палубу, незаметно подкрался к рыцарю и, не оборачиваясь на капитана Виля на юте, прошипел:

— Ты не подумай, сэр рыцарь, он не злой, просто не уверен, что ты правильно направление выбираешь.

Может, он сам это только что придумал, а может, они с капитаном действительно переговаривались раньше, когда все остальные, кого нес «Раскат» в качестве пассажиров, спали, и пришли к такому вот неутешительному выводу… Но к этому мнению, как ни удивительно это было для рыцаря, следовало прислушаться, его следовало покрутить в голове, обдумать и в любом случае принять к сведению.

Сухром проводил взглядом юркнувшего в люк Луада и подсел прямо на палубу к циклопе и карлику. Плахт уже прикончил свою кашу и неторопливо потягивал что-то из серебряного же стаканчика с дивными карличьими украшениями. Тут были и черные фигуры каких-то борцов, и изображения неведомых богов, выполненные сканью, и что-то еще. Такой стаканчик в обжитых местах, где карлики редко встречались, стоил бы немалых денег.

Рыцарь поздоровался со всеми, кивнув им поочередно, генерал тоже ответил наклоном головы. Крепа села прямее, прислонившись к борту, отчего досочки за ее спиной жалобно затрещали, произнесла:

— Ты вышел вовремя, командир. Этот визгун уже стал выводить меня из себя.

— Побольше уважения к нему, Крепа. Он — наш капитан и пока нужен нам больше, чем мы — ему.

— Это понятно, — согласился виновник недоразумения Плахт. — Но я действительно не могу не есть кашу по утрам… Давняя привычка, сэр рыцарь, и я не собираюсь от нее отказываться. — Он помолчал, стал усиленно глядеть куда-то в сторону. И вдруг спросил: — А правда, что мы ищем еще кого-то для… для нашей общей миссии и ты пока не понимаешь, где нам, собственно, следует этого недостающего… искать?

Рыцарь не знал, что ответить. Признать это, пожалуй, было бы неверно, просто потому что командир должен следовать какому-то плану, всегда, во всех случаях. Но по-настоящему и замечание Луада было в значительной мере правдивым. А теперь вот выяснялось, что и те, кто был, в некотором роде, формально подчинен ему — циклопа, генерал Плахт по прозвищу Суровый, Датыр и даже этот самый Несвай, — оценивали их положение так же.

Довольно долгое молчание, указывающее, что Сухром не собирается отвечать на вопрос, внезапно нарушил вездесущий денщик генерала, он резво наклонился к сидящему на палубе рыцарю и с преувеличенной настойчивостью спросил:

— Сэр, если вы прикажете, я приготовлю еще каши. Я заметил, сэр, что и госпоже циклопе маловато досталось, да и оруженосец ваш еще не кушал ничего, только и выпил что разбавленного винца с сухарем.

Выговор у денщика был тугой, протяжный, он указывал в Несвае на северные корни, впрочем, разные прищелкивания и гортанные звуки в речи денщика могли обозначать и происхождение из близких к востоку земель, что порадовало Сухрома, который и сам был из восточников.

— Это было бы… разумно, — признал рыцарь. А затем, когда Несвай с Датыром в очередной раз за это утро отправились на камбуз, повернулся к Плахту. — Понимаешь, генерал, я отхожу от обжитых мест, чтобы со стороны взглянуть… Ну то есть оглядеться вокруг. Я верю, что Госпожа Джарсин, которая послала нас в этот поход, не могла не учитывать того обстоятельства, что лишние передвижения задержат нас, а значит, тот, кого мы должны найти, не может находиться слишком далеко. Вот только следует найти знак.

— Какой именно? — вежливо поинтересовался Плахт.

Слишком уж велеречивым получался у них разговор, решил рыцарь. И не разговор даже, а прямо обмен мнениями… Он раздраженно фыркнул, но изменить тональность, кажется, не сумел.

— Он может быть каким угодно. Но я пойму, когда он придет ко мне, что это — именно знак, а не что-то иное.

А затем он стал думать, настолько сосредоточенно и заметно для окружающих, что даже генерал не стал приставать к нему с новыми вопросами. Размышлял рыцарь все о том же: придумал он это объяснение, пытаясь не утратить видимости командирской самоуверенности, или ненароком, почти случайно сказал правду. Может, он и впрямь отходит от того марева, которое стояло над местом сражений в невысоких горах, где они нашли Плахта и было так трудно определиться?

Впрочем, война, похоже, всегда порождала слишком густую ауру. Большое скопление солдат, офицеров и всяких прочих, например, обслуживающих обозы наемных трудяг, маркитантов, разных животных или даже пожирателей падали, охотящихся за поживой… Все это, несомненно, сбивало возможность поиска того, кто был действительно нужен.

Рыцарь так ушел в эти внутренние рассуждения, что едва заметил, как приступил к завтраку. Но ему смутно показалось, он уже давненько не едал ничего вкуснее, чем приготовленная Несваем каша и поданное Датыром разбавленное вино. Он сколько-то пришел в себя, стал снова воспринимать окружающий мир, лишь когда увидел, как Крепа, зажав огромную ложку в кулаке, с треском уписывает за обе щеки… гм… третий свой завтрак из миски, которая служила таганом для приготовления еды на всю команду «Раската». Он сначала не понял даже, что видит, но потом все же разобрался… И захохотал — настолько это была диковатая, но и замечательная картина. А тогда и Крепа стала смеяться, потому что отлично поняла рыцаря, за ними обоими стали подхихикивать и остальные.