как взбесившийся носорог. Застрекотали жазотусы вместе с королевой, из моря, шелестя и пощелкивая сквозь плеск воды, словно произнося слова, которых Люся не понимала, всплыли шеренгой яйцеголовые змейки — лайрсканы, рядом с каждым в чем-то вроде светящейся голубоватой сетки качались на волнах и били щупальцами их осталмены.

Костя замер, напрягшись и сдерживаясь, чтобы не закрыть руками уши, поскольку понимал слова, и это звучало так, что, казалось, от боли стонет само море.

Жузниарисса взвизгнула, а потом низко зажужжала, словно вибрируя всем телом. Стул, в который королева вцепилась когтистыми ручками, неожиданно стал покрываться крупными бутонами, которые, лопаясь, распускались в огромные разноцветные цветы. Фиолетово-лиловая магия жазотусов, оплетая пространство нитями паутины, расплывалась туманом и, направляемая королевой, через воронку из меховых крылатых паучков впитывалась в старенькую деревянную мебель.

Стул уже превратился в фигурную клумбу из какой-нибудь дизайнерской садовой композиции, полностью исчезнув под множеством растений.

Над ним, как придирчивый садовник, выбирающий цветы для букета, стояла госпожа Юфимия. Магичка всматривалась в переплетения магии и выжидала. Кот тоже внимательно наблюдал за происходящим, как и Ежов.

Из моря, словно широкие ленты водорослей, тянулась бирюзово-голубая магия лайрсканов. В каждом потоке, словно в колыбели, перекатывалась необыкновенной красоты жемчужина величиной с куриное яйцо. Такого жемчуга Костя не видел никогда.

«Красивый, но, наверное, бесполезный, — краем сознания отметил он. — Только в витрине выставить. Даже в корону какому-нибудь арабскому шейху не подойдет».

Альданская осторожно, как хирург, точными, выверенными движениями извлекла из всей цветочной стуло-клумбы нужное количество самых подходящих в плане магии цветов, и наиболее крупные особи жазотусов, выйдя из крутящегося в воздухе кольца собратьев, подхватили их в лапки и полетели к морю.

Цветы, прицельно брошенные крылатыми паучками, плавно спланировали в волны, а магичка, обернувшись, поманила к себе Людочку, пока Жузниарисса бережно подхватила драгоценный жемчуг и опустила его на стул среди цветочных бутонов.

Вот тут Людочка испугалась. Все выглядело жутковато, тем более что магию она не видела. Жуки жужжали, лайрсканы шелестели, цветы расцветали, а из моря прилетели камнем здоровенные жемчужины, которые королева паукастиков повтыкала в стул. А теперь она, Пуговкина, должна куда-то налить свою кровь, причем неизвестно, сколько этой крови от нее потребуется. А хуже всего, что Ежов почему-то сидел на камешках с закрытыми глазами и чуть покачивался, словно в трансе.

— Договоур! — ткнул ее мягкой лапкой соскочивший с коленей Шавермур. — Все хорошо будет. Коты чувствуют, я точно знаю, что все будет хорошо.

Нервничающая, но немного успокоенная котом Людочка с опаской приблизилась к пожилой даме, которая улыбалась ей ласковой улыбкой голодного крокодила. С такой же гримасой на нее посмотрела и Жузниарисса.

Люсе опять стало жутко, но ничего предпринять ей не дали. Даже она увидела, как вспыхнули камни в браслетах и перстнях на руках Юфимии, перед тем как застыть без движения с широко распахнутыми голубыми глазами и застрявшим в горле испуганным криком.

— Это чтобы ты все не сбила и не навредила сама себе, — голосом добренького маньяка проворковала старуха, а недопаучиха, схватив Люсину руку, вытянула ее над стулом и чиркнула острым когтем по запястью.

К удивлению девушки, кровь не хлынула потоком, как она ожидала, а набухла крупной каплей в порезе и как приклеенная висела, не отрываясь. Просто королева жазотусов, делая надрез, успела еще и окольцевать запястье Пуговкиной сеткой из своей магии.

Аккуратно сдвигая за кисть руку Люси, Жузниарисса медленно вела ее над цветами. В какой-то момент кровавая капля внезапно оторвалась и, упав в гущу бутонов, разбилась о лепестки мелкими брызгами. Цветы скукожились, словно увядая, и расступились, обнажая одну из жемчужин. Та в магическом зрении выкинула вверх столб синего цвета, который, переплетаясь с магией жазотусов, стал бледнеть и менять цвет на золотисто-розовый. Пуговкина всего этого не видела и наблюдала, как на запястье набухает новая темно-бордовая капля ее крови.

Больно ей не было, страх тоже куда-то ушел. В голове, пока Люся следила за падением второй капли, возникла интересная мысль.

«Надо, наверное, их посчитать! Хоть узнаю, сколько "русалочек" плавает в море».

Девушка не видела, но только в море, в тот миг, когда кровь капала на жемчужину, одного из лайрсканов и его осталмен окутывал бирюзовый светящийся кокон.

Пляхбуль Журлясвотек, паркомель и первый глас расы лайрсканов в этом мире, стоял на берегу, высясь во весь рост. Его щупальца гордыми крыльями были расправлены за спиной, а роскошные вуалевые плавники между ними переливались прозрачной пленкой жемчужно-голубого перламутра.

Лайрскан с надеждой всматривался в светящиеся коконы, которых становилось все больше, и взволнованно ожидал возрождения выживших здесь представителей своего народа.

Глава 28. Еще немного магии

Лайрсканы выходили из морских вод, сказочно прекрасные, как тридцать три богатыря. Только вот было их не тридцать три, а всего пятнадцать. Отливающая серебристой бирюзой чешуя, густо-синие глаза без белков и, словно крылья за спиной, расправленные осьминожьи щупальца с колышущейся вуалью плавников между ними.

Каждый сдержанно преклонял колено перед Пляхбулем и занимал свое место около клумбы на стуле, словно они это неоднократно репетировали.

Жузниарисса, Ежов, госпожа Альданская и сама Люся, прижимающая к груди переставшую кровоточить, но немного болевшую порезанную ладошку, оказались в кольце из хищных мускулистых русалов.

Но почему-то волновало это только Пуговкину. Костя, застыв равнодушным Буддой, так и не вышел из своего непонятного транса после магической депиляции. Юфимия, пронзив взглядом невозмутимого главу шайки морских рыболюдей, тоже не двинулась с места. А Жузниарисса, подняв голову к небу, с тоской смотрела, как кружится рой жазотусов, переливаясь разноцветьем меховых тел и блестящей слюдой крыльев.

Людочка уже было открыла рот, чтобы спросить или закричать, она еще сама не решила, но тут лайрсканы запели.

Море вспенилось, в небе, несмотря на его безоблачную голубизну, загремели громовые раскаты, а песня, словно шелест волн, переплеталась с криками чаек, шуршанием песка и скрипучими трелями дельфинов и заполнила собой все пространство маленького пляжа. Она несла счастливую радость освобождения, и, хотя слов Людочка не понимала, смысл, выражающий тоску и счастье, радость и грусть, казалось, проникал по струнам души в самое сердце девушки. По щекам невольно потекли слезы, и она стерла их ладошками, даже не обратив внимания, что порез сильно защипало.

Взлетели ввысь последние звуки, плеснула в небо чистая, как горная речка, бирюзовая магия иномирного народа, и тут в воздух взмыл, кружась, обросший цветочками стул. Крутясь веретеном, он переливался в магическом спектре радужным блеском, наматывая на себя фиолетовые нити паучьей магии и широкие голубые