– Иркутску снова повезло. Такие замечательные люди уезжают от нас в ваши края! Вот Пётр Афанасьевич с супругой на днях покидают Томск и собираются поселиться в вашем городе. Вы уж там им помогите…

– В Сибирском заводском совещании, где я сейчас служу, вакансии пока нет. Да и жалованье там небольшое, – как бы оправдываясь, произнес Золотов, но тут же оптимистично добавил: – Но у меня есть платное поручение от Национальной думы бурятов и монголов Восточной Сибири – составить обстоятельное описание хозяйственного быта и землепользования этих народов для Всероссийского учредительного собрания. В этом деле мне помощник, владеющий стенографией, оказался бы кстати.

Старик обрадовался.

– Вот и славно, что так быстро все устроилось, – он довольно потер руки. – Пётр Афанасьевич еще в финансах неплохо разбирается. Он в Оксфорде учился. И европейские языки знает.

Потанин с трудом приподнялся с кресла и обнял меня на прощание.

Петроградский октябрьский переворот мы вначале всерьез не приняли. Ведь он произошел накануне выборов во Всероссийское собрание, и для нас не было никакой разницы в том, какая власть передаст ему бразды правления измученной страной: изрядно всем надоевшее правительство Керенского или ленинские Советы рабочих и солдатских депутатов.

Обустройство на новом месте нас с женой занимало куда больше, чем политика. Каморка Полининой матушки для нас была мала, пришлось искать новую квартиру. А временно мы поселились в гостинице «Модерн». Получить здесь номер оказалось непросто, потому что многие иркутяне, опасаясь ночных разбоев и грабежей, предпочитали проживать в гостинице. Близость двух каторг – Иркутской и Забайкальской – после освобождения оттуда их обитателей превратила город в настоящий рассадник преступности.

Здесь нас и нашел Иван Иннокентьевич. Он был одет уже по-зимнему, в драповое пальто и меховую шапку.

С Байкала дул холодный ветер. От чая Золотов отказался, сославшись на большую занятость.

– Молодцы, что поселились в «Модерне», – похвалил он нас. – Это самое безопасное место в городе. Центральная улица, люди кругом. Мы с женой одно время тоже здесь жили. Еще недавно грабежи случались каждую ночь. А пока до новой милиции дозвонишься, бандиты из дома все вынесут. Грабители до такой степени обнаглели, что за ночь пытались вломиться несколько раз. Пришлось отвезти часть имущества на склад, часть раздать знакомым на сохранение, а самим переехать сюда. И, знаете, освободившись от лишних вещей, я стал чувствовать себя спокойней. Добро нажить еще можно, а жизнь – одна. Сейчас я снимаю комнаты в одном доме недалеко от военного училища. Там сравнительно безопасно. Юнкера рядом. Могу переговорить с хозяйкой относительно вас. Она сама живет во флигеле. А весь дом сдает внаем. Кажется, на втором этаже у нее есть еще свободные комнаты. Там не так роскошно, как здесь, в «Модерне», но зато гораздо дешевле.

Предложение Ивана Иннокентьевича было принято безоговорочно, и вскоре мы стали с ним соседями. Его супруга Александра Николаевна оказалась милейшей и образованной женщиной. Она получила образование в Санкт-Петербурге, в психоневрологическом институте, но посвятила себя литературе. Работала корреспондентом в газете, корректором, писала стихи, знала китайский язык. Своих детей у Золотовых не было, и Александра Николаевна с особой заботой, как старшая сестра, стала ухаживать за моей беременной женой.

Матушка Полины поселилась в соседней комнате. Она сильно болела и редко вставала с кровати. Жена ухаживала за ней и подолгу рассказывала о Томске, о тете Анне, о дяде Саше, о двоюродных братьях и сестрах, их семьях, ценах на томских рынках, университете и о многом-многом другом.

Старушка оживилась, она с нетерпением ожидала рождения внука.

– Можно ли противостоять этой демагогии?! – сокрушался Иван Иннокентьевич. – Фабрики – рабочим! Земля – крестьянам! Мир – хижинам, война – дворцам! Скажите, Пётр Афанасьевич, какой мужик устоит перед такими соблазнами? Землю выкупать не надо, убей барина или старосту и бери ее, сколько хочешь. Не важно, что потом придут комиссары, и все у него отберут. Но это будет потом, сейчас важно, чтобы этот мужик расправился с прежними собственниками. Так сказать, промежуточный вариант! То же самое и на заводах. Не важно, что без инженеров и технологов все производство встанет, главное – его сейчас захватить чужими руками, а потом разберемся. С войной – вообще казуистика несусветная! Приказывать солдатам оставить фронт и отправляться домой, чтобы грабить и убивать своих же более успешных и образованных сограждан? Да противнику только того и надо!

Я благоразумно промолчал. Золотову собеседник не нужен был сейчас, ему хватало одного слушателя.

– Мировая революция? Интернациональный долг? Бред какой-то! – не понимал этот здравомыслящий человек. – Видите ли, немецкие солдаты – тоже рабочие, у них свои буржуи, которых надо поставить к стенке. И они тоже повернут свои штыки против своих угнетателей. Но зачем им это делать, если уже подарено пол-России? Немец по своей природе в первую очередь бюргер[102], а потом только солдат, и когда он видит бесхозные черноземы, то мечтает вовсе не об экспроприации заводов Kpyппa[103], а чтобы устроить на этих черноземах свою латифундию[104]и помыкать этим глупым славянским стадом. Россия сошла с ума!

Я молчал и все прочнее укреплялся в намерении как можно скорее покинуть эту обезумевшую страну. Статистические справочники по бурято-монгольскому скотоводству, за которые нам в Бурятской думе обещали щедро заплатить, меня заботили в первую очередь, а большевики со своими невыполнимыми лозунгами были далеко. Мои сбережения подходили к концу, денег не было даже на билеты до Сан-Франциско.

– Я давеча ходил на публичную лекцию одного большевика, в прошлом члена ЦК партии социал-демократов. И все ожидал его объяснений, как большевики намереваются привести Россию к социалистической пристани, минуя стадию «вываривания в фабричном котле». Но, к моему удивлению, лектор даже заострил внимание на этом вопросе. И, знаете, как он мотивировал изменение курса своей партии? Дескать, Россия уже пережила буржуазно-капиталистическую ступень развития во время правления Керенского. Услышав такую чушь, я чуть не упал со стула от возмущения. Высшее мастерство демагогии, обмана и лжи! Чтобы за полгода проскочить целый этап социально-экономического развития, да еще в условиях войны и разрухи, – несусветная глупость, но для невзыскательной публики сойдет. Эх, думал ли когда-нибудь Карл Маркс, что мировая социалистическая революция может начаться с России, Китая или Монголии, а не с Великобритании, Германии или Соединенных Штатов?!

Я лишился возможности работать дома. В одной комнате лежала больная теща, в другой уже третий день не вставала с постели жена. Приглашали доктора, он сказал, что можно ускорить роды, но лучше все же обождать пару-тройку дней, чтобы все произошло естественным путем. И хотя Полина старалась лежать тихо, но все равно постоянно отвлекала меня какими-нибудь вопросами или просьбами. В результате статистика по бурятскому скотоводству никак не поддавалась приведению в систему. А Иван Иннокентьевич должен был до нового года отвезти выполненный заказ в Читу и получить гонорар.