Уиллер захлопнул блокнот.

– У меня ордер на арест Бродбента.

Несколько секунд настоятель смотрел на Уиллера, и его взгляд неожиданно привел детектива в замешательство.

– Ордер на арест?

– Да, я же говорю.

– Позвольте узнать, на каком основании?

– При всем к вам уважении, святой отец, я не могу сейчас об этом распространяться.

Наступило молчание.

– Мы можем где-нибудь побеседовать? – спросил Уиллер.

– Да, конечно. В принципе в стенах монастыря мы соблюдаем обет молчания, но нам можно поговорить в палате прений. Прошу, следуйте за мной.

– Ведите, – сказал Уиллер и посмотрел на Эрнандеса.

Они пошли за монахом вверх по извилистой дорожке и приблизились к небольшому глинобитному строению с жестяной крышей. Оно располагалось позади церкви. Настоятель остановился у двери, вопросительно глядя на Уиллера. Тот, в свою очередь, воззрился на монаха.

– Простите, лейтенант – ваша сигарета...

– А, да, конечно.

Уиллер бросил ее и затоптал каблуком, чувствуя, как монах неодобрительно смотрит на него, и досадуя на то, что ему уже начинают навязывать какие-то условности. Настоятель повернулся, и полицейские вслед за ним вошли внутрь. Маленькое строение разделялось на две скромные беленые комнаты. В комнате побольше у стен стояли скамьи, а в дальнем конце ее висело распятие. В другой комнате не было ничего, кроме грубого деревянного стола, лампы, ноутбука и принтера.

Монах включил свет, и они опустились на жесткие скамьи. Уиллер поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, достал блокнот и ручку. С каждой минутой он все больше раздражался, думая о невесть куда запропастившихся Форде и Бродбенте и о том времени, которое было угроблено на поездку сюда. Черт подери, почему монахам нельзя иметь какой-то несчастный телефон?

– Должен вам сказать, аббат, у меня есть причины считать, что Уайман Форд замешан в этом деле.

Настоятель успел снять капюшон, и теперь было видно, как его брови удивленно изогнулись.

– В каком деле?

– Мы еще не знаем всех деталей, но оно напрямую связано с убийством, совершенным на прошлой неделе в Лабиринте. В районе Высоких Плоскогорий творятся какие-то темные делишки явно преступного характера.

– Я никак не могу верить в то, что брат Уайман замешан в преступных делах, не говоря уже об убийстве. В нравственном плане он безупречен.

– В последнее время Форд часто уходил в горы?

– Не чаще, чем обычно.

– Но ведь он подолгу там бывает?

– Он всегда подолгу бывал там, с тех самых пор, как пришел сюда три года назад.

– Вам известно, что он бывший агент ЦРУ?

– Лейтенант, мне известно многое, хотя в данном случае это все, что я знаю. Мы не выспрашиваем у братьев об их былой жизни больше того, о чем потребно говорить в исповедальне.

– Вы заметили какую бы то ни было перемену в поведении Форда, какие-то изменения в его привычках?

Настоятель помедлил.

– В последнее время он довольно много работал за компьютером. Там что-то связанное с цифрами... Но как я уже сказал, я уверен, он ни в коем случае не может быть замешан...

Уиллер перебил его:

– Форд за тем компьютером работал? – Он кивнул в сторону другой комнаты.

– У нас нет других компьютеров.

Детектив еще что-то черкнул в блокноте.

– Брат Форд – божий человек, и я могу вас заверить...

Уиллер прервал его нетерпеливым жестом.

– Вы не представляете себе, куда именно Форд отправился «для молитв»?

– Нет.

– А то, что он не вернулся в срок, вас не тревожит?

– Я жду его возвращения в любой момент. Он обещал быть здесь еще вчера. Обычно он держит слово.

Уиллер мысленно выругался.

– Еще что-нибудь?

– Пока нет.

– В таком случае я хотел бы удалиться. Мы поднимаемся в четыре утра.

– Ладно, идите.

Монах ушел.

Уиллер кивнул Эрнандесу:

– Пойдем подышим.

Только они оказались на улице, как детектив сразу же закурил.

– Что скажете? – спросил Эрнандес.

– Тут дело нечисто. Я намерен допросить так называемого монаха Форда, чего бы мне это ни стоило. «Уединился для молитв» – с трудом верится!

Уиллер посмотрел на часы. Почти два. Детектив все сильнее ощущал, что они бьются напрасно и попросту теряют время.

– Спустись к машине и вызови вертолет из Санта-Фе, а заодно запроси ордер на конфискацию ноутбука, который мы только что видели.

– Вызвать вертолет?

– Да. Чтобы он был здесь на рассвете. Мы разыщем этих сволочей. Тут федеральная территория, поэтому пусть наше полицейское управление обязательно поддерживает связь с Бюро по управлению землями и вообще со всеми, кому вздумается ныть и плакаться, что все, мол, решается без них.

– Будет сделано, лейтенант.

Уиллер смотрел, как покачивается фонарь в руке у Эрнандеса, спускающегося к стоянке. Через минуту полицейская машина словно ожила, послышались треск и шипение приемника. Разговор, в котором не удавалось разобрать ни слова, длился долго. Уиллер успел выкурить одну сигарету и уже принялся за другую, когда Эрнандес наконец вернулся.

Он остановился, его пухлые бока ходили ходуном после подъема в гору.

– Ну?

– Они только что закрыли воздушное пространство от Эспаколы до границы с Колорадо.

– Кто это – «они»?

– Федеральное авиационное агентство. Почему – никому не известно, приказ поступил с самых верхов. Запрещено летать и гражданской авиации, и частным самолетам – всем.

– Надолго?

– На неопределенный срок.

– С ума сойти. А что насчет ордера?

– Все без толку. Разбудили судью, судья злой как черт – он, видите ли, католик, и ему нужны более веские основания для конфискации компьютера, принадлежащего монастырю.

– Я тоже католик, ну что с того, черт возьми?

Уиллер сердито докурил сигарету, бросил окурок наземь, придавил его ногой и принялся растирать вперед-назад, вперед-назад, пока не осталась лишь одна щепотка от фильтра. Потом детектив кивнул в сторону каньонов и скал, темной массой громоздившихся позади монастыря.

– Большие дела творятся там, в Высоких Плоскогорьях. А мы ни черта не знаем. Мы даже вот на столечко не представляем себе, что же именно происходит.

Она была очень смышленой. Подобное соотношение размеров мозга и тела встречаюсь у очень немногих рептилий, как вымерших, так и ныне живущих, а если говорить в абсолютных терминах, то столь внушительным мозгом еще никогда не обладало ни одно наземное позвоночное животное. Он мог бы сравниться с мозгом человека. Однако та его часть, которая отвечает за разумные действия, у нее фактически отсутствовала. Этот мозг представлял собой нечто вроде устройства ввода-вывода, обрабатывающего сложные модели инстинктивного поведения. Природа заложила в нее идеальную программу. Действия просто совершались, безо всяких размышлений.