Помогло и то, что она была на редкость практична.

Глядя на эту женщину, и раньше никогда нельзя было сказать, что она может целиком отдаваться чувствам в ущерб своему бизнесу. Но вся эта кошмарная история с Лукой Петровичем Берия, пропавшими деньгами, исчезнувшим домом и свихнувшимся мужем так на нее подействовала, что она расслабилась. Не зря говорят, что и на старуху бывает проруха.

Она неосмотрительно доверилась почти незнакомому человеку. Вероятно, это действительно была ее слабость, а может быть, усталость от всего пережитого. А может быть, и то и другое.

Так или иначе, но Людмила Львовна как-то очень доверчиво отдала все дела в руки Леонида Семеновича, и вскоре он стал почти полновластным хозяином фирмы «Мнемозина». Самое удивительное, что дела очень скоро пошли на поправку.

Сама Людмила Львовна расцвела, похорошела и даже как-то не по годам зарумянилась. Со стороны они выглядели вполне достойной парой. Кто-то им завидовал, кто-то негодовал, а кто-то сочувствовал.

Если раньше из преуспевающего гинеколога Леонид Семенович Струпьев превратился в более чем скромного врача «Скорой помощи», то теперь с ним произошла обратная метаморфоза. Из заурядного врача он превратился в хозяина крупной фирмы, которая, как известно, занималась продажей пищевых антибиодобавок. С компьютерной диагностикой было покончено навсегда.

В то время, как Борис Ефимович находился в больнице, доктор Струпьев стал частым гостем в его доме. Впрочем, самому Борису Ефимовичу теперь, возможно, это было безразлично, поскольку его волновали совсем другие вопросы, хотя трудно сказать, что могло всколыхнуть его больную душу.

Леонид же Семенович все чаще стал бывать у Людмилы Львовны, ему очень нравилась ее уютная добротная квартира, с двумя лоджиями на обе стороны дома. Вскоре он перебрался к ней окончательно, предусмотрительно сдав свое жилье квартирантам.

Особенно ему нравилась лоджия, выходившая на сады. Он частенько вечером выходил сюда покурить, полюбоваться природой, спокойно обдумать события уходящего дня или просто посмотреть на закат.

Ему никогда не приходило в голову, что из городской квартиры можно так запросто наблюдать солнечный закат. Ему казалось это непривычным, и даже представлялось, что он находится не в душном каменном городе, а где-то на лоне природы.

В такие моменты радость жизни охватывала его, и восторг, что называется, стоял у горла.

– Как удачно складывается жизнь, – думал он, – ну и что, что Нонна уехала за границу, она нигде не пропадет, зато детей я теперь, кажется, обеспечу. Да и сам поживу, как человек.

Людмила Львовна доверчиво прижималась к его плечу. Ее заражал его энтузиазм, но она не понимала, что причиной этого энтузиазма была вовсе не она, а те блага, которые так неожиданно свалились на голову Леонида Семеновича.

– Замечательно, просто замечательно, – в восхищении говорил Леонид Семенович, глядя, как садится куда-то за сады красивое, уставшее за день солнце.

И тем не менее, на какое-то время она забывалась, и ей тоже начинало казаться, что в жизни можно еще что-то исправить и даже изменить к лучшему.

Увы… Ей не повезло.

Людмила Львовна, так неосмотрительно пойдя на поводу у своих чувств, обмякла, утратила свою хваленую практичность и совершенно потеряла над собой контроль. Никто не знает, как получилось, но только и квартира, и фирма вскоре стали принадлежать Леониду Семеновичу. Вероятно, в квартире он прописался по заявлению самой хозяйки, а фирма с ее же согласия стала его вотчиной.

– Я знал, что мне повезет. Я всегда говорил это своей дуре, – думал он, – надо только иметь терпение и ждать.

Струпьев, в самом деле, всегда был уверен в том, что фортуна обязательно повернется к нему лицом.

– А Нонка ждать не захотела и укатила. Ну и пусть, зато я теперь живу как человек. Да и для детей квартирка есть, даже две – моя и еще эта. Люська все равно скоро сковырнется, у нее с головой не все в порядке, – размышлял Леонид Семенович.

Детей у Жадовских, на его счастье, не было. Зато у него самого подрастали двое мальчиков, правда, они были далеко, но все равно о них нужно было заботиться. К тому же, Леонид Семенович не хотел, чтобы его дети постоянно жили за границей. Ему нравилось здесь, в центре, в средней полосе России, где было столько простора для деятельности.

– На юге мы уже жили, с нас хватит. А за кордоном моим детям тоже нечего делать, – продолжал размышлять он, – учиться им надо обязательно в Москве. Да и жить тоже.

Струпьев сам удивился, как такая здравая мысль ему пришла в голову. Еще совсем недавно жена Нонна Яковлевна выговаривала ему, что у нее порвались последние башмаки, а теперь он так прекрасно устроен, что даже задумывается о переезде в Москву.

– Мой успех закономерен, – говорил он себе и довольно потирал руки.

А тем временем Людмила Львовна, потеряв бразды правления, стала Леониду Семеновичу неинтересна. Но он по понятным соображениям не только не стал этого демонстрировать, напротив, он стал с ней еще более любезен, чем прежде. Дело в том, что у него начал вызревать кое-какой план, а для этого нужно было подготовить общественное мнение. И потому в глазах почтенной публики он разыгрывал роль заботливого мужа и внимательного доктора.

Вскоре с беспокойством и тревогой он стал всем говорить, что у Людмилы Львовны вдруг появились случаи потери памяти. Потом эти случаи, по словам доктора Струпьева, стали происходить все чаще и чаще. Однако сама Жадовская ничего не знала о своей мнимой амнезии. А в это время за ее спиной уже шептались озабоченные соседи:

– Смотри-ка, и на нее подействовало, наверное, это у них семейное.

Но Леонид Семенович никак не предполагал, что очень скоро все решится само собой, причем, произойдет это так быстро, что он и глазом моргнуть не успеет. И уж тем более он не мог предположить, какую шутку сыграет с ним его собственная судьба.

Однажды после утомительно душного дня Леонид Семенович все никак не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, вставал, пил воду, выходил на балкон покурить, но уснуть не удавалось.

Ночь выдалась темная, беззвездная, да к тому же, почему-то не горел ни один фонарь.

– Вот так всегда в этой чертовой стране, – с досадой подумал он, – ночью фонари не горят, зато потом могут весь день светить почем зря, всю жизнь у нас так.

Он решил снова встать и выйти на балкон. Прохладный ночной воздух освежил его разгоряченное тело.

– Красота-то какая, – сказал он сам себе и закурил. Постепенно глаза его привыкли к темноте, и он стал различать даже очертания деревьев. В какой-то момент ему показалось, что он слышит чей-то тихий разговор, но самих говоривших не видел. Потом все смолкло. Но через минуту голоса зазвучали вновь.

– Соседи, наверное, тоже почему-то не спят, – подумал он. И в ту же минуту он увидел престранную картину – по воздуху летели двое – человек и кошка. Судя по очертаниям, фигура человека принадлежала девушке или скорее девочке. Кошку же было видно особенно хорошо, потому что она была белого цвета, и ее ослепительный силуэт, казалось, даже слегка фосфоресцировал.