Финн настолько захватил его внимание, что он не заметил появления второго человека — не говоря о том, чтобы посмотреть, кто это, — пока не услышал голос Лумиса:

— А это помощник твоего командира подразделения сержант Рэнд.

— Сэм!

Прентис в восторге тряс знакомую четырехпалую руку, хлопал по знакомому крепкому плечу, а Сэм Рэнд лишь однажды позволил своему каменному лицу расплыться в улыбке при виде старого знакомого.

— Рад встретить тебя, Прентис, — сказал он и объяснил окружающим: — Мы прибыли на одном корабле.

— Черт меня возьми! — кричал Прентис с энтузиазмом коммивояжера. — Так ты теперь сержант Рэнд — вот это да!

Он понимал, что все это звучит несколько чрезмерно, но казалось важным дать всем, а особенно Финну, понять, что этот замечательный и ценный человек его друг.

— Хочешь подняться наверх, Прентис? — спросил Сэм. — Подыщем тебе место для спанья. — Он обернулся к Финну. — В комнате Уокера есть свободная койка; ничего, если он займет ее?

Финн пожал плечами, при этом штаны у него поднялись и опустились на подтяжках.

— Мне все равно.

Следуя за Сэмом по полутемному коридору, полному пристальных глаз, Прентис надеялся, что все заметят, что Сэм несет часть его вещей и расспрашивает приятельским тоном:

— Как чувствуешь себя, Прентис?.. Где тебя лечили?

Все в конце концов сложилось хорошо. Сейчас он положит вещи, получит разрешение отлучиться и отправится во взвод оружия, чтобы разузнать о Квинте.

— Как там Квинт? — спросил он, поднимаясь по лестнице вслед за медленно покачивавшимся задом Сэма, и сперва подумал, что тот не расслышал. — Эй, Сэм? Как Квинт?

Сэм задержался на ступеньке и оглянулся через плечо, но на Прентиса не смотрел. Сказал: «Да не очень» — и стал подниматься дальше.

— Хочешь сказать, он болен?

— Нет, хуже.

— Значит, ранен?

— Давай войдем в комнату.

В комнате пахло старыми обоями, отсыревшей штукатуркой и оружейной смазкой. Прентис присел на край койки, накрытой лоскутным одеялом, а Сэм — в изысканное старинное кресло.

— Это случилось сразу после того, как мы вышли из Орбура, — сказал он. — По дороге в Аппенвайер — другой город, который мы заняли. Дело в том, что мы должны были пройти огромное поле, а там, на поле, были установлены фугасы. Не много, но все-таки. Так вот, я не видел, как это произошло, — взвод оружия шел на каком-то расстоянии позади нас и левее, — сам я не видел, но слышал потом, что рассказывали. Говорят, Квинт наступил на мину. Так вот, говорят, что его ранило не слишком тяжело — в тот первый раз. Санитар побежал к нему и начал перевязывать; только тут на помощь побежал еще один санитар, и тот, второй санитар, подорвался на другой мине, прямо рядом с ними. Все трое погибли на месте.

Они долго молчали; на кухне зазвучал и затих смех: кто-то травил анекдоты.

— Мне правда жаль, Прентис, — сказал Сэм. — Знаю, вы с ним были большие друзья.

Он достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Протянул сигарету Прентису, взял себе и неуклюже чиркнул дорогой зажигалкой, наверно реквизированной в каком-нибудь немецком доме. Затем нагнулся в кресле и выпустил длинную струю дыма в пол между ботинок.

— Я его видел только за день до того. Рассказывал, что тебя ранило; он очень переживал за тебя.

— Ты сказал ему, что меня ранило? Господи, Сэм! Я не был ранен. Меня просто отправили в тыл с пневмонией.

Сэм взглянул на него без особого удивления:

— Вот как? Значит, мне неверно сообщили. Я слышал, тебя ранило в Орбуре.

Они снова замолчали. Наконец Сэм встал и пробормотал, что найдет его позже.

— Подожди секунду.

Прентису неожиданно стало страшно оставаться одному. Он хотел сказать: «Подожди секунду. Слушай. Ты знаешь, что он отправился бы в санчасть еще до Орбура, если бы не я? Я его отговорил! Ты понимаешь, что меня отправили туда на другой день, а я ему даже не сказал, что отправляюсь в санчасть? Даже не сказал? Понимаешь, как это ужасно, если он считал, что я ранен? Господи, Сэм, ты понимаешь, что я убил его?»

Но вместо этого он сказал:

— Подожди секунду. Я… я… — Он порылся в вещевом мешке, нащупал пачки «Бонд-стрит», но, прежде чем вытащить и протянуть Сэму, сорвал красную ленту и открытку. — Ты ведь иногда куришь трубку, да?

— Бывает иногда. Ну, Прентис… услужил. — Сэм держал табак обеими руками, разглаживая края пачек средним пальцем.

Потом он ушел, и Прентис сидел один среди тишины, звенящей от его пронзительных, невысказанных слов. Он был настолько одинок, что оставалось только откинуться на койку, повернуться на бок и поджать колени, как ребенок в утробе, глядя сухими глазами на букет розовых цветов на обоях и чувствуя, что в жизни не был так одинок, как сейчас.

В скором времени он скатился с койки и встал на ноги, вперившись в потолок, словно моля Бога покарать его; затем он уронил голову и стиснул виски ладонями — поза такая же мелодраматическая, какие удавались Алисе Прентис, — так он сидел, когда дверь вдруг распахнулась и здоровенный детина в цилиндре уставился на него.

Единственный способ, как можно было выйти из положения, — это изобразить, что чешется голова, и он, сморщившись, принялся скрести голову всеми десятью пальцами, словно исстрадался по хорошему шампуню.

— Ты Прентис? — По крупному невыразительному лицу парня нельзя было сказать, сработала уловка или нет. — Держи почту. Только что принесли с КП. — И он швырнул на койку Прентиса толстую, перевязанную шпагатом связку писем.

— Ого! — сказал Прентис, продолжая скрести голову. — Спасибо.

Он пригладил волосы, стряхнул с пальцев воображаемую перхоть и солидным жестом заложил большие пальцы за ремень.

— Меня зовут Уокер, — сказал парень. — Я сплю на второй койке.

— Рад познакомиться.

Но Уокер буркнул что-то: мол, ему заступать на пост и он должен бежать. Взял с кровати ремень, подпоясался и застегнул его, сменил цилиндр на каску, схватил винтовку и исчез так же быстро, как появился, оставив после себя почти видимый след неприязни.

Это была первая почта, какую Прентис получил с момента прибытия в Европу. Большинство писем было от матери — и он выбрал то, на котором стоял самый свежий штемпель, распечатал, спеша убедиться, что у нее все хорошо.

Дорогой Бобби, я изо всех сил старалась не беспокоиться, и понимаю, что в госпитале находиться безопасней, поскольку ты пишешь, что болен «не серьезно», но даже в таком случае перепугалась до полусмерти!!! Все говорят, что война скоро кончится, и я так надеюсь и молюсь…

Он пробежал глазами большое, взволнованное письмо, задержавшись на следующих строчках: