Нагнал он ее, чуть не доходя до празднично иллюминированной набережной.

— Куда это ты собралась? — поинтересовался он свистящим шепотом. — А ну-ка, марш за мной!

Вскоре они спустились по каменной лестнице на песчаный пляж, затем еще с десяток минут брели по песку, пока не миновали срез недлинной набережной и не оказались на пустынном и неосвещенном участке пляжа.

Здесь он взял девушку за плечи и развернул ее лицом к себе.

— Марго, утопиться в море я тебе не дам, — сказал он нарочито грубым голосом. — Вот тебе моя жилетка, можешь в нее поплакаться...

Она и вправду тут же припала лицом к его груди, а ее плечи под его ладонями затряслись от беззвучного плача.

— Влад, я так долго не выдержу, — жалобно всхлипнув, сказала она. — Эта Эльза... сука... тварь... они обе такие пр-ротивные!

— Выдержишь! — строго произнес Мокрушин. — Что это еще за глупости?!

Он на мгновение отстранился, но лишь для того, чтобы снять с ее плеча сумку; когда он освободил Марго от этой ноши, она еще теснее приникла к нему, все равно как маленькая испуганная девчушка, которая ищет защиты у взрослого человека.

— Нет, вы не понимаете, Влад... Иногда мне хочется ее... их взять и убить!

— Не надо. К тому же это не твой бизнес.

— Я по десятку раз на дню... и даже больше тщательно моюсь под душем! И я не могу соскоблить с себя всю эту мерзость и дрянь... Даже здесь, на берегу, мне хочется брать пригоршнями песок и драить, драить, драить... Самое себя!

Мокрушин ощущал, как девушка прижалась к нему всем телом, как высоко вздымается ее упругая грудь, как по-прежнему сотрясает ее тело нервная дрожь, — и хоть убей не знал, как ему следует в этой непростой ситуации поступить.

Раньше, когда он командовал мужиками, таких трудных задач решать ему не доводилось, вернее, он их решал испытанными методами: если у кого-то случался «криз», то такого следовало, во-первых, обложить многоэтажным матом, во-вторых, если он еще не пришел в себя, дать ему в «торец», а в-третьих, если и это не помогало, дать команду, чтобы напоили впавшего в истерику мужика до состояния полной невменяемости, но так, чтобы у того в «процессе» не было доступа к оружию, — после жуткого похмелья, как правило, «крыша» сама собой становится на место.

— Марго, у меня тоже было что-то похожее, — сказал он негромко, соприкоснувшись подбородком с ее влажной щекой. — У каждого бывает когда-нибудь «криз». Ну так и что? Легче всего сказать: гребаная работа, не хочу пачкаться в дерьме, и тэ дэ, и тэ пэ...

— Я так не говорила. — Марго крепко обхватила его двумя руками за талию. — Если бы я так думала, то нашла бы себе другое занятие.

— И я не говорю, что то, что с тобой сейчас происходит, — ерунда, — сказал Мокрушин. — Я все прекрасно понимаю... Но я не собираюсь читать тебе мораль, тебе в институте и «школе» и без того достаточно лапши на уши навешали...

— Да уж, — сквозь слезы захихикала агентесса. — Мне там не говорили, что развединформацию иногда приходится добывать в одном... гм... известном месте.

— Там же, в «школе», вам должны были растолковать как следует, что обозначает известное еще древним грекам золотое правило: «ничего сверх меры»[10].

— Но я ведь не спрашиваю, Влад, зачем мы следим за ними, — сказала Марго, потеревшись щекой о его подбородок. — Я просто не знаю, как долго смогу выдержать все это... гадство.

— Все, что ты делаешь, Марго, это очень важно. Поверь на слово, но на пустяковые дела начальство меня еще никогда не ставило.

Рейндж почувствовал, как прохладные женские ладошки, выпростав прежде рубаху из брюк, теперь проникли под брючный ремень сзади и замерли, как бы напуганные собственной дерзостью, у него на ягодицах.

— Начальник нам говорил, что вы... лучший из «старших братьев». Хотя предупредил, что вы «оригинал» и что с вами скорее всего скучать не придется.

— Я знаю одного мужика, который будет даже покруче меня, — самокритично сказал Рейндж. — Ну а в остальном все верно.

Он осторожно поцеловал девушку в теплую макушку — Марго пахла душистым сеном и полевыми цветами, — а агентесса, чье душевное состояние заметно улучшилось, принялась расстегивать пуговицы на его рубашке.

— Я подумала, что если...

— Конечно! — не дослушав до конца, сказал Рейндж, одновременно занявшийся пуговицами на ее сарафанчике. — Что мы, не люди? Конечно же, нам нужна «разрядка»...

* * *

«Разрядились» они на пляже, благо поблизости не оказалось ни единой живой души. Затем искупались, повторили еще раз, но уже более вдумчиво, не торопясь и не жадничая, еще раз искупались, после чего уселись рядышком на огромное, как простыня, банное полотенце — Марго, как выяснилось, намеревалась искупнуться на ночь глядя в море, а вовсе не собиралась, как заподозрил Мокрушин, топиться в Адриатике.

Мокрушин в целом был доволен тем, как у него нынче складываются дела. Во-первых, ему удалось подслушать любопытный «базар» между Эльзой и «ковбоем». Бартельс, хотя и заявила, что в Черногории ее патрону делать нечего, дала все же понять Майклу, что он сможет лично переговорить с Манхеймом примерно через неделю. Сомнительно, чтобы этот американец, равно как Златкович, Солиситер, Банкир и еще пара-тройка подобных личностей все разом отправились на аудиенцию к Манхейму в Гамбург, скорее следует ожидать скорого появления немца где-то в этих средиземноморских краях... Во-вторых, ему чертовски пришлось по душе то, чем они занимались — вернее, и сейчас занимаются — теплой июньской ночью на берегу Адриатики. Как и в случае с Викторией, он ни грамма не жалел о содеянном, поскольку рано или поздно, но «это» должно было случиться также между ним и Марго. В-третьих, он выбрал для «этого» крайне удачный момент, излечив заодно находящуюся под прессом агентессу от скопившихся душевных переживаний.

И в-четвертых, что немаловажно, тем самым разом уравновесил свои взаимоотношения с обеими агентессами — негоже делить подчиненных на «любимчиков» и «изгоев», потому как эта разнополюсность и некая избирательность способны лишь навредить их небольшому, теперь уже можно смело сказать, спаянному воедино коллективу.

Рейндж перекуривал, а Марго тем временем, не вникая в откровенно физиологические подробности, рассказывала ему о своих взаимоотношениях с «блондой».

— Бывало такое, что Манхейм сам ей звонил? — поинтересовался он.

— За то время, пока Эльза была у меня, такое было лишь однажды, — сказала Марго, облокотившись на его бедро. — Она тут же спрыгнула с постели, понеслась в туалетную комнату и говорила уже оттуда... А когда вернулась, извинилась... Сказала, что звонил один «старый козел», который набивается ей в «спонсоры», что он забавный мужик, но ничего серьезного между ними нет... Я полагаю, у нее есть определенная программа действий, согласованная заранее с Манхеймом, и если она иногда сносится с ним, то звонит скорее всего от «друзей», пользуясь защищенными линиями связи.