этой книги не входит объяснение оценки угрозы в подробностях, суть в том, что основана она на том, что человек сделал, а не на его характере. Мальчик может напоминать Эрика Харриса тем, что восхищается Гитлером и любит жестокие видеоигры и фейерверки, но эти сходства еще не говорят об угрозе. Он может быть нарциссом и садистом, но если в его поведении не видно движения к осуществлению массового убийства, то он не представляет непосредственной угрозы.

Потенциальные стрелки и настоящие стрелки

Эти случаи перехваченных стрелков говорят нам несколько вещей. Во-первых, один фактор бросается в глаза своим отсутствием. Ни один из представленных перехваченных стрелков и ни один из перехваченных стрелков, с кем я работал, не подходит к травмированной категории. Это особенно примечательно потому, что у многих пациентов в больнице, где я работаю, есть значительная история жестокого обращения. Более того, больница принимает куда больше травмированных подростков, чем подростков-шизофреников или психопатов. Тогда почему, если травмированные пациенты настолько преобладают, все встреченные мной потенциальные школьные стрелки — психотики или психопаты?

Отсутствие потенциальных стрелков из травмированной категории указывает на важность других факторов в поступках людей вроде Эвана Рамси, Митчелла Джонсона и Джеффри Уиза. Как упоминалось ранее, в жизни травмированных стрелков встречались два важных фактора: отцы, которые незаконно применяли оружие и в двух случаях участвовали в перестрелке; и заметное давление со стороны сверстников, в том числе подстрекательство и/или соучастие. К сожалению, травмы у детей — распространенное явление. И хотя травма — важная черта травмированных стрелков, ею все не исчерпывается, иначе бы страну переполняли дети-убийцы. Вдобавок к травме определяющую роль в развитии школьного стрелка играют и другие факторы. А отсутствие этих факторов у многих травмированных детей, попадающих в больницу, похоже, и объясняет отсутствие в данной выборке тех, кто планирует устроить в школе стрельбу.

Еще обсуждавшиеся случаи интересны потому, что подчеркивают тему экстремальной реактивности. У пациентов случались конфликты в школе или дома, но не было ничего, что можно назвать жестоким обращением. Тем не менее все они замышляли убийство. Их жажда смерти — результат либо психопатической личности, либо действия психоза.

Стоит отметить еще и то, что все потенциальные стрелки отвечают существующей типологии. Конечно, есть и вариации, потому что каждый из нас — уникальная личность. У всех стрелков-психотиков и психопатов те же черты, что и у других стрелков-психотиков и психопатов, но еще и собственный характер. И все же любопытно, что эта выборка не дала новых типов.

Какие еще типы могут существовать? Например, стрелок просто может страдать от депрессии. У людей депрессия часто ассоциируется с самовредительством, а не с направленным на других насилием, но это не всегда так. Люди в депрессии, особенно подростки, могут стать агрессивными. Несмотря на это, ни у одного из настоящих или потенциальных стрелков не было просто депрессии. В большинстве случаев она занимала видное место, но всегда в совокупности с другими факторами. Так, стрелки были травмированы и в депрессии, психотиками в депрессии или психопатами в депрессии. Ни один из рассмотренных в книге ребят не страдал от нее одной. Этот факт предполагает, что депрессии в отрыве от других черт характера или психиатрических симптомов мало для школьной стрельбы.

Кроме подтверждения типологии пациенты-психопаты из этой главы расширяют наши познания об этом типе стрелка. Расхожее представление о психопатах — что это люди без чувств. Что они не только не испытывают вину или раскаяние, но и не чувствуют страха, тревог и депрессии. Гнев они испытывать могут, но часто убивают не в гневе, а просто из необходимости, ради удовлетворения текущих потребностей.

Доктор Роберт Хаэр называет психопатов «двумерными персонажами без эмоциональной глубины и сложных и запутанных мотивов, конфликтов и психологической неразберихи, из-за которых так интересны даже обычные люди… Практически все исследования внутреннего мира психопата рисуют бесцветную картину»{1}.

Впрочем, школьные стрелки-психопаты психопаты не до такой степени. Они нарциссы без эмпатии, но у них есть чувства. Из-за чувств-то они и опасны. Из-за того, что они ощущают себя приниженными и неполноценными, им необходимо возвышаться над другими. Из-за социофобии и неспособности вписаться они несчастны. Из-за неуверенности в себе они злятся на тех, кому завидуют.

Поскольку о внутренних переживаниях Дрю Голдена известно немногое, в основном наше понимание стрелков-психопатов основано на Эрике Харрисе. Но три потенциальных стрелка, обсуждавшихся в этой главе, подтверждают предположения о логике стрелка-психопата. Джонатан был нарциссом и садистом, но при этом находился в депрессии и ненавидел себя. Из-за отказа девочек он чувствовал себя бессильным. В ответ у него появилась потребность доминировать, убивая их. Роджер — хулиган, повышавший себе самооценку с помощью запугивания и силы. Впрочем, за суровым фасадом прятался мальчик в депрессии, который страдал от социофобии и чувствовал себя обделенным жизнью. Грэм показал куда меньше уязвимости, чем Джонатан или Роджер, но даже он впадал в депрессию и суицидальное мышление после разрыва с девушкой.

Часто говорят, что классические психопаты неизлечимы. Им нравится быть собой, они не видят причины меняться. Настоящие и потенциальные стрелки-психопаты необязательно такие же. Их нарциссизм — попытка компенсировать неполноценность. Их гнев — отклик на социальную и личную фрустрацию. Значит, есть и возможность вмешаться. Депрессию можно лечить. Самооценку можно поднять. Социальные навыки — развить. Эмпатии — научить. Мальчик, являющийся потенциальным стрелком-психопатом, — не безнадежный случай.

Точно так же можно лечить потенциальных школьных стрелков из травмированной категории. Им нужно осмыслить влияние травм на свою личность, отношения и мировоззрение. Нужно выработать здоровую стрессоустойчивость, что позволит справляться с давлением без угрозы для окружающих.

Симптомы потенциальных стрелков-психотиков необходимо лечить препаратами и индивидуальной психотерапией. Еще им нужна поддержка из-за депрессии, эмоциональной изоляции, плохой самооценки и социальных проблем.

Вообще говоря, многими стрелками движет отчаянная безнадежность. Главная задача при лечении потенциальных стрелков — дать им надежду на будущее. Если они увидят выход из кризиса помимо убийства и/или самоубийства, вероятность, что они совершат насилие, снизится.

Что происходит с потенциальными стрелками, которых останавливают раньше, чем они осуществляют свои планы? Это только временная помеха и они обречены совершить акт насилия позже? И что с настоящими стрелками? Если бы им помешали убивать в подростковом возрасте, не натворили бы они позже еще больших ужасов?

Последнее говорили об Эрике Харрисе — что если бы ему помешали в школе, то он бы наделал куда больше вреда во взрослом возрасте. Это действительно возможно. Он хотел пойти в морпехи и учиться обращению со взрывчаткой и сносу зданий. Представьте себе взрослого Эрика Харриса