Первыми со мной поравнялись мои дамы. Пантализея посмотрела на облако пыли, оставленное конем брата.

– Куда поскакал мой господин? – спросила она нервным голосом, который выдал ее: она знала о нашей ссоре.

Я отрицательно покачала головой. У меня не было слов. Джованни с безразличным видом остановился на некотором расстоянии от меня. Я заняла место рядом с ним, и мы продолжили путь вверх по петляющей дороге к Перудже.

Мой отец, облаченный в белое и окруженный официальными лицами, ждал на балконе крепости. Радостно кричали собравшиеся приветствовать нас горожане, но, посмотрев наверх, я перестала слышать возгласы.

Папочка покинул балкон еще до того, как я начала спешиваться. Я едва перевела дыхание, а он уже распахнул дверь и со страстным криком «Farfallina!» сжал меня в объятиях. Я окунулась в запах его пота и шелка. В его объятиях все беды Пезаро, боль за Чезаре соскользнули с меня, как сброшенная одежда. Но стоило мне заглянуть в лицо отца, как у меня перехватило горло.

Он постарел на несколько лет. Щеки его обвисли, кожа на шее тоже висела, резкие морщины прочертили лицо возле рта, а мешки под глазами выдавали бесконечную череду бессонных ночей, когда он искал способа изгнать французов и спасти нас от гибели. Но глаза у него оставались прежними. Как и раньше, они были полны обожания.

– Папочка, я так скучала без тебя! – Мой голос дрожал.

– А я без тебя, моя нежная Лукреция. – Он еще сильнее прижал меня к себе. – Как же я скучал! Никогда больше мы с тобой не расстанемся. Клянусь всеми святыми!

Казалось, он и не заметил Джованни, стоявшего в нескольких шагах. Со словами: «Идем, ты, наверное, устала, а я приготовил для тебя апартаменты…» – папочка повел меня в крепость. Тут мой муж выскочил вперед. Он так спешил начать речь, что едва поклонился:

– Ваше святейшество, счастлив видеть вас в безопасности. Я здесь, чтобы выполнить условия condotta применительно к лиге, если я смогу посоветоваться с моим родственником в Милане…

Папочка остановился, смерил моего мужа таким взглядом, словно не мог понять, как тот набрался наглости обратиться к нему.

– Вы опоздали, синьор. Объединенные силы нашей лиги под командованием маркиза Мантуи два дня назад нанесли поражение французам в битве при Форново. В данный момент Карл и его армия бегут через Альпы. Так что можете сколько угодно советоваться с родственником в Милане. Нам здесь вы не нужны.

Лицо Джованни похолодело. В моей памяти снова прозвучала его угроза, обескураживающая в своей безжалостности: «Попробуйте мне изменить – и ваша семья будет опозорена…»

– Папочка! – Я сжала руку отца.

Он посмотрел на меня, и его лицо смягчилось.

– Ты уверена? В твои обязанности больше не входит защищать его. У нас есть другие средства. Нам больше не нужно умиротворять его родню.

– Как бы то ни было, он все еще мой муж. Мы должны оказывать ему уважение.

Отец посмотрел на меня, потом кивнул:

– Ты права. Он твой муж. Пока. – Не оглядываясь, он прокричал Джованни: – Не забудьте обратиться к моему секретарю, синьор! В конечном счете у меня, может, найдется для вас дело.

Когда в октябре мы приехали в Рим, в глаза мне сразу бросились следы французского вторжения: на улицах зловонные отбросы, на стенах церквей следы огня и дыма, на зданиях щербины от клинков и кровавые подтеки. Метки разорения были видны повсюду: сожженные постоялые дворы и таверны, разоренные мельницы и склады вдоль гавани Рипа-Гранде, убийство сотен людей и голов скота. Мертвецов похоронили за стенами, засыпав известью из опасения чумы. Воры и другие негодяи, думавшие поживиться во время оккупации, теперь висели в цепях на стенах замка Святого Ангела, а папочка отправил войска укрепить порядок и арестовать злоумышленников. В это же время ему сообщили, что для восстановления разрушенного понадобится более девяноста тысяч дукатов.

Мое палаццо почти не пострадало. Дворик и первый этаж использовались под конюшни, помещения наверху – как казармы. Я занялась наведением порядка в доме, радуясь тому, что Джованни в ноябре уедет: став теперь официальным кондотьером Священной лиги, он присоединился к маркизу Мантуи, перед которым стояла задача очистить Папское государство от всех оставшихся французских наемников.

Когда мой муж уехал, и, как я надеялась, уехал надолго, я принялась отделывать свое римское жилище, чтобы весной отпраздновать в нем шестнадцатилетие.

И вдруг мне нанес визит кардинал Асканио Сфорца, родственник Джованни.

Он появился у меня на пороге, в алом надушенном облачении и с улыбкой на лице, словно и не впадал в немилость из-за того, что его семья поддержала французов. Он еще толком не успел оправдаться перед папочкой, а потому я приветствовала его настороженно, глядя, как он проводит рукой по инкрустированному жемчугом дубовому буфету, словно оценивает его стоимость.

– Джованни беспокоится, не страдаете ли вы от одиночества, – пояснил он, когда я осведомилась о причине его визита. – Он надеется, что если вам понадобится наставление, то вы обратитесь ко мне.

Похоже, мой муж отрядил кардинала шпионить за мной.

– Ценю его заботу. – Я постаралась скрыть презрение в голосе. – Но у меня есть семья. Они наставят меня и обеспечат всем необходимым.

– О да, – согласился он, поклонившись и продемонстрировав красную атласную шапочку на тонзуре. Он напомнил мне хорька – хищного, откормленного, зубастого. – Но иногда семьи… предъявляют такие повышенные требования. Для меня было бы большой честью стать заместителем вашего исповедника. Духовные наставления никогда не бывают лишними, моя госпожа, в особенности если человек молод и нестоек перед искушениями.

По моим жилам пробежал холодок. Что ему рассказал Джованни? Видел он мало, больше ничего не произошло, и поделиться он мог только своими подозрениями.

– Если такая потребность возникнет, я немедленно обращусь к вам. – Я поднялась. – А теперь, если вы меня извините, у меня дела. Как вам известно, его святейшество вызвал в Рим моего брата Джоффре, принца Сквиллаче, и его жену, принцессу Санчу. Они, слава Богу, уцелели среди того хаоса, который творился в Неаполе, и мы с нетерпением их ждем. Мне нужно подготовиться к их приезду.

Его взгляд стал жестче. Когда он уходил, полы его кардинальского одеяния подрагивали, будто хвост взбешенного животного. Меня пробрала дрожь. Лучше быть осторожней и в будущем избегать встреч с ним.

Я поймала себя на том, что тоскую по Адриане. Я всегда полагалась на ее советы, хотя понимала теперь, что о ней лучше не говорить. В Перудже я спросила у папочки, как она поживает, но он в ответ только рявкнул: