– Босс! – пролаял Макс. – Босс, уходи оттуда!

Но он знал, что старый пёс не услышит.

Моторы умолкли, однако корабль достиг центра реки, и мощный поток подхватил его. Горящее судно поплыло вниз по течению.

– Пошли! – скомандовал Макс Крепышу и Гизмо.

Трое приятелей побежали по отмели на поросший травой берег и там присоединились к Капитану, Твену и другим собакам, которые уже неслись по улице вдоль причалов.

Собаки миновали лодочный сарай с нарисованным краской символом и причал, у которого качался на волнах катер плохих людей. На ходу они подвывали, зовя Босса и проклиная людей.

– У вас всё равно ничего не выйдет! – пролаял Капитан.

Макс молчал. Он на бегу поглядывал на горящий пароход. Языки пламени обнимали борта корабля, как волны оранжевой реки, текущей в небо. Сам «Цветок» было трудно различить за огненной пеленой; деревянные навесы и палубы мерцали, превратившись в головешки. Последние остатки золотой краски занялись огнём и взметнулись ввысь искристой пылью.

Казалось, солнце стоит прямо посреди спокойных серо-голубых вод реки, разыгрывая световое шоу для собравшихся на берегу высоких зелёных деревьев, что мягко покачивались под утренним ветерком. Картина разрушения была почти красивой. То есть была бы такой, если бы на борту горящего корабля не остался друг Макса.

Внутри рулевой кабины шевельнулась какая-то тень. Почему Босс не уходит?

Позади парохода на воде оставалась дорожка из пылающих обломков. Вдруг корабль накренился, завалился на борт в сторону берега, и с верхней палубы мощным водопадом выплеснулась чистая, хлорированная вода. Она на миг пригасила пожиравшее борт пламя, но вскоре бассейн опустел, и голодный огонь снова взялся за своё.

В зубчатой дыре замаячили фигуры людей – тёмные силуэты на фоне мерцающего оранжевого света. Позади них клубился удушающий дым, а пленники пламени один за другим прыгали в воду. Они широко взмахивали руками и плыли к своему катеру.

Раздалось ещё несколько всплесков. Корабль качнулся на воде, и шесть тёмных звериных голов поплыли к противоположному берегу. Волки. Наверное, они нашли другое отверстие в борту, догадался лабрадор. Хорошо, что враги будут на другой стороне реки.

Но радовался Макс недолго.

Снова что-то грохнуло, над водой разнёсся мощный треск. Верхняя палуба разломилась, и огонь вырвался наружу. Там, где ещё недавно были каюты, бушевало пламя. Огонь горел так жарко, что Макс даже на берегу чувствовал, как его шкуру обдаёт теплом.

– Ох! – протявкал Крепыш, выпучив глаза на пароход.

– Давай же, Босс! – пролаяла Зефир.

– Уходи оттуда, старина! – взвыл Твен.

Речной ветер взметнул языки пламени, и они, как жадные рыжие клешни, обхватили нос корабля. Наконец деревянная дверь рулевой рубки открылась, и на пороге появилась гордая фигура Босса.

Он, прихрамывая, шёл к перилам, и тут корабль с болезненным стоном накренился сильнее. От внезапного наклона палубы Босс поскользнулся и стал искать равновесие, но не смог удержаться на лапах, потому что передняя была поранена. Макс в ужасе смотрел на корабль. Старый пёс беспомощно съезжал вниз по покатой палубе прямо к огню.

– Нет! – закричал Макс.

Но потом Босс наткнулся лапами на перила, пролез сквозь пролом в них и спрыгнул вниз.

Он перевернулся в воздухе и плюхнулся в холодную воду. Когда голова Босса появилась на поверхности, его уже отнесло далеко вниз по реке.

– Чего стоите! – крикнул Капитан. – Пёс за бортом! Найдите его!

– Есть! – гавкнул Твен.

– Собаки-пожарные, вперёд! – скомандовала Зефир.

Макс не знал, сколько времени они бежали вдоль берега, оглядывая водную гладь в поисках Босса. Небо посветлело и стало ярче, солнце встало, на голубом небе за столбами чёрного дыма лениво плыли белые облака. Мир казался таким нормальным. Счастливым. Но Макс ощущал только запах горелого дерева и дым, глаза его слезились.

Наконец один из далматинов, бежавших впереди, бешено залаял.

– Я что-то вижу! – голосил он, и его голос далеко был слышен среди деревьев. – Быстрее! Думаю, это он!

Чёрно-белая лавина далматинов рванулась вперёд, собаки столпились вокруг чего-то на берегу. Через мгновение там же оказались Капитан, Твен, Гизмо, Крепыш и Макс.

– Что там? – тихо спросил Макс.

Далматины расступились. На камнях распростёрлась недвижная собака.

Босс лежал в луже – мокрое подобие себя прежнего.

Вид у него был совсем неважный, пожалуй, хуже выглядела только Мадам, когда Макс видел её в последний раз.

Босс сделал хриплый вдох, открыл один глаз, выкашлял из горла немного воды. Челюсти его открылись и закрылись, как будто пёс не знал, что сказать.

Макс положил голову на лапы, чтобы оказаться нос к носу с вожаком, и сказал:

– Всё хорошо. Отдыхай. Мы никуда не уйдём.

Босс сглотнул и глухо просипел:

– Мы справились?

– Да, – ответил Макс. – Люди в страхе поплыли к своей лодке. И волки едва сумели спастись. Они больше не будут цепляться к нам, по крайней мере в ближайшее время.

Босс хмыкнул, потом сморщился:

– Ох. Это хорошо.

– Босс, почему ты так поступил? – спросила Гизмо. – Зачем так долго оставался на корабле?

– Но, Гизмо, – со вздохом ответил старый пёс, – я же должен был увести корабль подальше от берега, чтобы обезопасить стаю.

Капитан подошёл к Максу.

– У меня были кое-какие сомнения насчёт тебя, – сказал старый шнауцер, – но, должен признать, если бы не твоё руководство, мы не спаслись бы. – Он быстро отвернулся от раненого Босса, а когда снова повернулся, то держал в зубах свою капитанскую фуражку. Капитан положил её на голову Босса и произнёс, вильнув, хвостом: – Вот. Думаю, вы заслужили это… сэр.

– Спасибо, Капитан. – Босс молча положил голову на гладкую гальку. Фуражка упала с его головы, но никто не двинулся с места, чтобы вернуть её на место. Старый пёс издал долгий прерывистый вдох, и бока у него содрогнулись.

Босс посмотрел в чистое голубое небо. Когда он снова заговорил, его усталый голос прозвучал задумчиво и как будто издалека.

– Думаю, это конец моего пути, ребятки. Он был долгий и извилистый. И привёл меня к друзьям, каких я и надеялся встретить. – Хвост старика стукнул по камням, потом ещё раз. – Мне грех жаловаться, что мой путь заканчивается. Я не скорблю, что пришёл к финишу.

Твен засопел, его кустистые усы задрожали.