– Отлично, я даже знаю, по какой дороге она туда ездила. Ну вот и чудесно, курс есть, погода хорошая, часов через шесть будем на месте. Порулишь немного, я позвоню ребятам, чтобы не искали меня? До завтра-то вряд ли вернемся.

– Давай.

Азамат, к моему ужасу, вынимает рулевой рычаг из передней панели и вставляет в отверстие в панели передо мной. Тут же на ней зажигаются надписи и кнопки. Только теперь я замечаю, что вся панель управления унгуцем превратилась в сенсорный экран, хотя интерфейс остался прежним.

– Ого! – выдавливаю, хватаясь за руль и восстанавливая курс. – Что это у тебя с унгуцем случилось?

– Да вот, решил усовершенствовать. А то пересаживаться каждый раз неудобно. Без тебя плохо по ночам сплю, нашел себе занятие.

– Надо с этим заканчивать, ты так у меня до старости не доживешь, – ворчу. – Я там сижу в монитор туплю, ты тут унгуц перебираешь…

– Я думаю, после истории с потерянным сыном, Старейшины будут только рады меня отпустить погулять, решат, что мне голову напекло, – смеется Азамат и вставляет в ухо гарнитуру. – Эцаган? Привет. Да, я срочно сорвался… Слушай, ты ведь писал доклад к завтрашней летучке? Да? Умница. Разошли его Старейшинам, а летучку отмени, меня не будет, к шакалу формальности. Завтра можешь отдохнуть. Вот на этот счет не уверен, Алтонгирел выполняет для меня одно поручение, может завтра быть занят. Нет, мы помирились. Ну хорошо, спасибо тебе… Ирнчин! Да, знаю, я опять без предупреждения. Боюсь, тебе придется привыкать. Да-да, ты можешь взять отгул завтра, летучки не будет. Вот и отлично, хорошего тебе отдыха.

– Ирнчин хочет отгул? – удивляюсь я вслух, когда Азамат заканчивает свой обзвон.

– Да, как ни странно. Ну, надо же и ему когда-то отдыхать, не железный же он. Может, решил кого-то из родни навестить, мало ли.

– Впервые за год?

Азамат задумывается.

– Да, кажется, впервые. Давай руль.

Унгуц еще немного дергается на ветру, пока Азамат вставляет рычаг на место. Я звоню Янке, но у нее глухо занято.

– Ладно, – вздыхаю, оставив попытки прозвониться. – Расскажи мне пока, что это за место такое – приют.

– Это дом, где живут сироты и внебрачные дети, – просто отвечает Азамат. – Обычно там один или два приютчика, которые следят за порядком и учат детей каким-нибудь ремеслам. Живут они с подачек непутевых родителей, которые не хотят, чтобы об их детях стало известно. Детей, за которых можно что-то выручить, обычно не так много, а брать заметные деньги приютчики не рискуют. Люди ради своей репутации способны на жуткие преступления… Так что жить там довольно плохо.

– А что потом происходит с этими детьми, когда они вырастают?

– Ничего особенного. Работают, как все. Правда, учат их плоховато, так что они редко чего-то заметного достигают в жизни.

– И ты говоришь, Алтонгирел жил в приюте?

– Ну, когда его мать умерла, родственники по отцу не захотели его брать, так что поначалу его отдали в приют. Но он оттуда сбежал через три дня – с моей помощью – и просто жил в своем доме на деньги, оставшиеся от родителей. Старейшина Унгуц тогда сильно похлопотал за него…

Я глубоко вздыхаю, чтобы унять праведный гнев. На Муданге хорошо жить, когда у тебя все хорошо. Чуть какая неурядица – и все, пропал человек. Ну ладно же, посмотрим, кто кого! Я незаметно для Азамата грожу в окно кулаком проплывающей под нами планете.

Янке я прозваниваюсь через час. Поначалу она старается поскорее закончить разговор, но мне нужно, чтобы она осознала всю серьезность ситуации, так что я продолжаю занудно рассказывать подробности проблемы. Вскоре, однако, Яна втягивается и начинает меня расспрашивать, по ходу все сильнее распаляясь. В итоге мы полчаса предаемся праведному гневу и расстаемся очень довольные собой и друг другом. Тоже психотерапия – почувствовать, что не я одна нахожу эту ситуацию безумной и недопустимой.

– Как тихо стало… – замечает Азамат через минуту после того, как я кладу трубку.

– Я не собиралась столько трепаться, – оправдываюсь. – Но ведь нужно было ее обязательно убедить…

– Да нет, я не против. Кстати, я многого не понял из того, что ты говорила. Иногда так странно, вроде слова все понятные, а смысл не складывается.

– Это нормально, – пожимаю плечами. – У меня с муданжским поначалу тоже так было.

Мы снова замолкаем, задумавшись о превратностях языка. Вскоре мне становится скучно, и я лезу в бардачок под сенсорной панелью, чтобы достать бук, в котором у меня незаконченный перевод. А бука там и нет. И на заднем сиденье тоже нет. Есть только мамины сканворды – пластиковый журнальчик, первые три решены, остальные чистые. Ручка тут же приколота за колпачок. Начинаю автоматически заполнять клеточки – я не очень люблю сканворды, но хоть какое развлечение. Эти, правда, совсем тупые, даже удивительно, что мама такие купила. Хотя, может, потому тут и бросила.

– Что это у тебя? – интересуется Азамат. – Головоломка какая-то?

– Ага, только уж очень простая. Решать скучно. Все слова такие, что даже ты знаешь.

– Ну-ка, ну-ка, зачитай.

– Ну вот, например: «Одна из книг серии».

– Том, – тут же отвечает Азамат.

– Ага. «Мера молекулярного веса».

– Моль.

– Пра-авильно. «Дачное ложе».

– Какое… что?

– Ну, в чем лежат на даче.

– На чем? Что такое дача?

– Ах да, – вспоминаю. – Ты же не знаешь. Это такое жилье за городом, типа моего дома на Доле, туда ездят в выходные отдыхать.

– И в чем там лежат?

– В гамаке.

– А, слово «гамак» я знаю, – радостно сообщает Азамат. – Давай дальше.

– Царь зверей.

Азамат ненадолго задумывается.

– Вообще демон, но как он по-вашему…

– Ты чего, какой демон! Лев!

– Почему лев?

– Ну как почему? – моргаю. – Потому что лев – царь зверей. Откуда я знаю почему!

– Ну ладно, – с сомнением соглашается муж. – Наверное, у вас какой-то миф про это есть, а ты его не знаешь… Давай еще.

– Э-э-э… Так, ну повесть Гоголя ты не знаешь, президента США тоже… Соседка Харибды?.. Ясно. Блин, а не так все просто, как мне казалось!

– Можно я сам посмотрю? – Азамат косит глазом в сторону журнальчика.

– Конечно, давай руль.

Азамат передает мне управление и утыкается в сканворд. После долгих размышлений вписывает каллиграфическими буквами несколько физических терминов и названий планет. Потом зависает.

– Что такое «…вопиющего в пустыне»? – наконец сдается он.