В 1990 году кое-кто из шумливых ура-патриотов на Съезде народных депутатов, в особенности полковники Виктор Алкснис и Николай Петрушенко, принялись уверять, будто ЦРУ истратило «миллиарды» на расшатывание Восточной Европы и ее отторжение от советской орбиты. Алкснис еще и заявлял, будто располагает доказательствами тайного плана ЦРУ развалить Советский Союз. Немногие обращали на это внимание, понимая, что подобные обвинения не имеют смысла, хотя мелкие группировки сталинистов и крайних шовинистов взялись повторять их и даже утверждать, будто Горбачеву, Яковлеву и Шеварднадзе платит ЦРУ.

С Горбачевским «уходом вправо» КГБ вновь обратился к широковещательным обвинениям западных секретных служб в попытках расчленить Советский Союз. В декабре Крючков выступил с двумя речами, в которых затронул тему подрывной деятельности США. Эти обвинения были возмутительно неуместны: они не только оказались лживыми, но к тому же никак не вязались с советской внешней политикой. Подобные заявления могли лишь подорвать веру в способность Горбачева придерживаться соглашений, им достигнутых.

В конце декабря я попросил о встречах с председателем КГБ Крючковым и с помощником Горбачева по внешнеполитическим вопросам Анатолием Черняевым для обсуждения этой проблемы. У меня не было никаких иллюзий, будто я сумею уговорить Крючкова прекратить лгать, однако я понимал: нельзя позволить советским сановникам пребывать в заблуждении, будто даже самое возмутительное обвинение, если оно не получает немедленного отпора, имеет основание. Более того, я знал, что, по крайней мере, Черняев способен понять, какой ущерб наносят такие разговоры американо-советским отношениям, и надеялся, что он посоветует Горбачеву призвать Крючкова к порядку.

* * *

Встреча с Крючковым состоялась сразу после Нового года, и 3 января около полудня я сидел напротив него за длинным столом заседаний в просторном кабинете председателя в новом здании КГБ на Кузнецком мосту, прямо через улицу от печально знаменитой Лубянки.

После первых мало значащих фраз я уведомил Крючкова, что мы обеспокоены некоторыми из его высказываний, почему я и решил встретиться с ним. Затем я взял текст одного из его выступлений, опубликованный в «Правде», и процитировал из него выдержки, на которых собирался заострить внимание.

Коснувшись обвинения в том, будто разведывательные службы США ведут тайную деятельность по подрыву СССР, я заявил, что, если его подчиненные утверждают такое, ему следовало бы их уволить, ибо никаких подлинных доказательств, что это так, быть не может. Подобная деятельность противоречила бы нашей нынешней политике, суть которой постараться помочь упорядоченному переходу к демократии и здоровой рыночной экономике.

Крючков вел также речь о сборе экономической информации, называя это опасным шпионажем. В большинстве стран мира, пояснил я, данные о валютных запасах и сводные сведения о полезных ископаемых, топливе и продовольствии имеются в открытом доступе и регулярно публикуются государственными и частными организациями. Если Советский Союз намерен войти полноправным партнером в систему мировой экономики, он должен научиться оглашать такого рода информацию, а не считать сбор ее враждебным актом.

Поскольку Крючков привел как пример операций ЦРУ деятельность радиостанции «Свобода», я указал, что она уже десятки лет не связана с ЦРУ, действует безо всякой секретности и открыто финансируется Конгрессом. Политика этой радиостанции воспрещает использование подстрекательских материалов. Если в радиопередачах допущены ошибки, администрация радиостанции «Свобода» готова пойти на их исправление при условии, что конкретные примеры нарушений этой политики будут доведены до ее сведения.

Высказывание Крючкова о том, будто Советский Союз становится жертвой нечистоплотных иностранных бизнесменов, не только неточно, сказал я ему, оно еще и затруднит Советскому Союзу осуществление вожделенной политики привлечения иностранных инвестиций. В любой стране известная доля сделок в бизнесе терпит неудачу и их исполнение не всегда совершенно, но для того и существуют коммерческие механизмы, чтобы справляться с этим. Просто нет оснований кивать на какой-либо провалившийся контракт как на свидетельство международного заговора против Советского Союза.

Иностранные дельцы, вероятно, смогут отыскать по крайней мере такое же число контрактов, дурно исполняемых со стороны советских предприятий, однако никто не выдвигает абсурдных обвинений, будто это является намеренными действиями по подрыву западных правительств.

Что же касается заявления Крючкова, будто Соединенные Штаты наладили тайные связи с организациями рабочих, то я указал, что связи, у нас имеющиеся, совершенно открыты и пристойны. Мы не поддерживаем тайных отношений и не пытаемся манипулировать этими движениями, мы стараемся лишь – на правительственном уровне – разобраться в них, а наши профсоюзы – сотрудничать с ними.

Закончил я разбор речей Крючкова общим замечанием: попытка приписать трудности Советского Союза иностранному влиянию во всевозможных проявлениях не только не достигнет цели (поскольку корни этих трудностей уходят в родную почву), но и осложнит их преодоление.

* * *

Крючков слушал меня внимательно. Когда же я умолк, он помолчал, глянул мне прямо в глаза и сказал, что его выступление на Съезде народных депутатов было составлено тщательно и, на самом-то деле, смягчено. И он располагает доказательствами всех своих утверждений. Тем не менее, он понимает, что подрыв Советского Союза не является политикой Соединенных Штатов. Такое было бы не в интересах США. Вместе с тем, когда доходит до деятельности разведывательных организаций, то послам обыкновенно всего не сообщают. «Есть вещи, которыми мы не обременяем наших послов, – сказал Крючков, – и я уверен, что ЦРУ поступает так же».

Я был осведомлен, что советские послы часто жаловались на скудость информации о деятельности КГБ в их странах, и было интересно, что Крючков охотно подтвердил это, да еще с такой откровенностью, будто речь шла о вещах всем известных. Еще знаменательнее было обнаружить, что он допускает, будто ЦРУ систематически проводит операции, не согласующиеся с политикой США, это больше говорило о КГБ, чем о ЦРУ. Что же касается информированности послов, то, хоть Крючков и имел представление об оперативных порядках США, все же я решил не оставлять без ответа его утверждение.

«Господин Председатель, – заметил я, – ваши порядки мне не известны. Но убежден, что меня информируют обо всех операциях правительства США в вашей стране. На деле, ни одна из них не направлена на подрыв Советского Союза».

Крючков оставил эту тему и – едва ли не извиняясь – заметил, что в нынешнее время Советский Союз «легко ранен», а потому в высшей степени чувствителен. Лично он приветствует улучшения в отношениях с Соединенными Штатами и готов к различным видам сотрудничества: в борьбе с распространением наркотиков и терроризмом, к примеру. Тем не менее, известно ему и то, что шпионаж будет продолжаться.

Я заявил, что говорил не о сборе информации, а о тайных политических действиях, подобных тем, какие он описал и какие имел в виду в своих речах.