быстро сообразят что к чему, и, приняв святое крещение, они переведут все свои отношениях с приютившими их боярами в сугубо деловое русло, строя свои контакты с ними в соответствии с договорными контрактными обязательствами земельной аренды.* * *

В светлицу к боярыне Инее вбежали две служанки-подружки – Млада и Умила. Перебивая друг дружку, они возбужденно затараторили, захлебываясь от собственных слов:

– Глашатае с площадей только что кричали, через час государь в город въедет через Духовские ворота!

– Сказали, что он будет проезжать через окольный город по Большой дороге, а после службы в соборе, по мосту поедет в Ильинский конец, в свой тамошний детинец.

Инея от таких известий подскочила как ужаленная, хотя полтора года со своим бывшим полюбовником она не встречалась, но избавиться от насланного на нее Владимиром прямо-таки какого-то любовного наваждения боярыня так и не смогла.

– Сулиславу скажите, пускай весь свой десяток поднимает, в город отправимся! – повелела Инея и при помощи оставшейся Млады приступила к переодеванию, ведь приветствовать въезжающего в город государя надо только в самом лучшем наряде.

– Спрашивает Сулислав, на конях выезжать или пешими пойдем? – быстро вернулась Умила.

– Не иначе как сдурел Сулислав или водки опился! На каких конях?! Он, чай, не посадник, а я не княгиня государя верхом встречать! Там толпы народа будут – коней затопчут, а нас засмеют!

– Ясно, боярыня, сейчас сбегаю, передам ему…

– Постой, Умила, не спеши! С нами никуда не пойдешь, останешься с Александром. И вообще я передумала, со мной пойдут только Млада и Сулислав, остальные пускай в хоромах будут, охраняют сына и все наше добро. Дворовые тыновые ограды снесли во всем городе по указу государя, теперь воришки стали больше шалить, да и тати какие могут залезть, пока хозяев нет.

– Все сполню, – надулась от обиды Умила, очень уж ей хотелось посмотреть на государя и его конных ратников, и вообще побывать на веселье, что по такому случаю обязательно устроит наместник Перемога Услядович во всем городе.

С улицы доносились крики. К Духовским воротам бежали мужчины, дети и даже некоторые бабы, подтянув для удобства юбки до колен. Людские волны горожан выплескивались вдоль обочины большой дороги, по которой должен будет проехать государь со всей своей конницей.

Инея вместе с Младой следовали по пятам за Сулиславом. Он решительно, словно ледокол, работая локтями, пробивал для девушек проход в самой гуще народа. Так они и добрались почти вплотную к дороге. Вдали уже слышался все нарастающий прибой приветственных кликов, а колыхавшаяся толпа еще сильнее сдавила Инею со всех сторон. Церковные колокола во всем Смоленске, повинуясь звонарям, охваченным восторженным исступлением, не умолкая ни на миг, звонили все громче.

Внезапно в сумасшедшую какофонию колокольного перезвона вплелся и низкий звуковой волной прокатился над городом чудовищный вздох десятков горнистов.

Из-за поворота появилась конная процессия, с каждой секундой надвигающаяся все ближе и ближе. Вслед за трубачами верхом на лошадях ехали некоторые смоленские бояре во главе с Перемогой, а сразу за ними появились необычные черные всадники, за спинами которых выросли огромные крылья! Люди от этого зрелища разом ахнули, многие соседи Инея начали поспешно осенять себя крестом.

Но думать о том, кто это такие, было некогда, толпа взвыла с новой силой – наконец-то появилась золоченая карета с государем, запряженная восьмеркой лошадей. По обеим сторонам кареты при полном параде гарцевали восемь ратных воевод, повышенных с полковничьих званий сразу после окончательного присоединения к Смоленску всей Волыни. Инея, пробежавшись по лицам воевод быстрым взглядом, сразу всех их узнала – впереди ехали Олекс и Аржанин; две пары в центре составляли Злыдарь, Бронислав, Клоч, Малк; замыкающими были Мечеслав и Беримир.

Теперь, насколько поняла Инея из объяснений Сулислава, каждый ратный воевода будет командовать ратями, состоящими из трех полков.

По лицам некоторых воевод блуждала улыбка, они заслуженно купались сейчас в лучах славы, впрочем, как и все войска, участвующие в этом проходе через город.

К неудовольствию Инеи, в карету уже успела умоститься государыня. Параскева Брячиславна держала на руках ребенка, а Владимир крутил головой и приветственно махал рукой по обе стороны дороги. Народ неистовствовал, ликовала вся столица. Рядом с Инеей установился громоподобный гул, от которого закладывало уши. Мужики поспешно срывали с себя шапки, бабы визжали еще пронзительней. Из окон теремных хором и домов, толкаясь между собой, высовывались люди.

А вслед за каретой тянулась огромная колонна конницы, извивающаяся словно живая громадная змея. От такого зрелища народ сразу стал смолкать, всех просто заворожило. Эскадроны скакали в старой, выцветшей на солнце, застиранной, а местами и заштопанной форме, но лица всадников излучали довольство. От этой реки с черно-желтыми водами исходили не плеск и журчание, а цокот сотен копыт и лязг металла. Конница внушала страх врагам и одновременно вселяла гордость в подданных смоленского государя.

Глава 13

Прибыв в Смоленск, тему литовских переселенцев я старался по-прежнему не оставлять без внимания. Сегодня я путешествовал в компании боярина Дмитра Лазаревича Ходыкина, управляющего УВД, он был ответствен в том числе и за всю миграционную политику.

Проехав посад и миновав по грунтовой дороге пару километров убранных ржаных полей, мы приблизились к огромному барачному городку. Здесь находился крупнейший лагерь литовских полоняников, оставшихся работать на государственных смоленских предприятиях, главным образом в сфере различных заготовительных производств. Со временем, по мере распространения среди литовцев православия и элементарных знаний русского языка, планировалось начать постепенно расселять весь этот лагерь, переводя всех окрестившихся на нормальную зарплатную основу.

Под свинцово-серыми, низко висящими тучами вокруг бараков слонялись в основном женщины и дети в серых лохмотьях. Многие из них кашляли и были явно простужены, что и не удивительно, учитывая, во что они были одеты. Немногие из литовцев были «завернуты» хоть во что-то приемлемое, позволяющее сохранить тело в тепле, большинство же ходили полуголыми тарзанами. Наблюдая за всей этой безрадостной картиной, я думал над тем, где взять для этих голяков одежду? Все имеющееся на складах сукно идет на обмундирование формируемых новых полков. Если только у смолян попытаться закупить хоть какой-нибудь секонд-хенд, иначе грядущую зиму переживут далеко не все балтийские «гости».

Ко мне впопыхах подбежал староста бараков, которому на вид было лет за пятьдесят, он был одет в длинную, до лаптей, холщовую рубаху, подпоясанную матерчатым ремешком, его голову обрамляли седые волосы, а половину лица и шею укрывала серая борода. Поклонившись, он услужливо поинтересовался, в чем «боярин» нуждается. За такую оговорку касательно моего статуса от охраны старосте сразу прилетела плюха, заставившая его принять положение «упор лежа».

– Пойдем, будешь экскурсоводом! – как и следовало ожидать, староста моих слов не понял, но послушно поплелся следом за моим конем, по направлению к ближайшему бараку.

Барачные секции,