Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Клод!
Вялость начала исчезать, сменяясь таким ощущением счастья, что Клод почти испугался. Когда же он попытался подумать, чему он так рад, голова стала распухать, в глазах забилась пульсирующая боль.
Зачем думать? Просто радуйся.
Слова эти в голове ощущались приятно, хотя и не принадлежали ему. Похоже было на добрый совет, так чего упираться? Клод откинулся в удобном кожаном кресле, решив последовать предложению, сделанному без голоса, и стал осматривать обстановку. Он был в роскошно обставленных апартаментах, одетый в смокинг. Клод попытался навести глаза на резкость, но резкий удар болевого скальпеля пронизал лобные дозы мозга.
– Просто радуйся, – предупредил дружелюбный не-голос.
– Я так рада, что все так сложилось, а ты? Теперь мы можем побыть одни.
Кто-то к нему обращается. Женщина. Нет, девушка. Но где она? Он боялся оглянуться, чтобы не вернулась боль.
Дениз сидела на кровати. Раньше ее вроде бы там не было. Она выглядела точно как в его сне. И робко улыбалась, краснея.
– Мои родители так рады, что ты меня нашел. Отец тебе хорошо заплатит. – Она улыбнулась ему, и комната замелькала. Дениз была одета в длинную развевающуюся мантию на голове золотая диадема. – Полкоролевства – достойная награда тому, кто нашел пропавшую принцессу.
Диадема исчезла, но мантия осталась. Она была девственно-бела, а спереди пенилась кружевами и атласными лентами. Клоду до боли хотелось ее потрогать.
Дениз встала и подошла к Клоду. Он не мог ни заговорить, ни шевельнуться, ни думать. Он мог только смотреть, как эта красавица опускается к нему на колени. Мантия преобразилась в подвенечное платье с фатой. Клод провел пальцами по кружевам и перламутровым пуговицам. Наяву. Все это наяву.
Конечно, наяву. Просто радуйся.
Но как же Соня Блу? Ведь она же – Соня Блу?
Дениз у него на коленях вздрогнула.
– Я так счастлива, что ты избавился от этой ужасной женщины! От той, которая всюду ходила и говорила, что она – это я. Мир не слыхал подобной глупости! Она же даже не была на меня похожа!
Дениз наклонилась, поцеловала его в щеку, и он забыл, что не назвал имени Сони вслух.
Он уже очень давно не занимался сексом и сейчас с неловкостью понял, как у него сильно встал. Он боялся, что Дениз обидится, когда эта штука в нее упрется. Но она была такой близкой, такой теплой. Он вдохнул ее запах и удивился, ощутив аромат чайных роз. Розами пахла его тетушка. Совсем не тот аромат, которого ожидаешь от краснеющей нимфетки-принцессы.
Кожа Дениз стала прозрачной, показался череп. Девственный размах подвенечного платья покрылся плесенью, будто долго лежал в подвале. Из голых орбит смотрели на него глаза без век.
Вопль не вырвался наружу, а остался мертвой тяжестью у него в груди.
– Что с тобой, Клод? Ты опять думаешь об этой ужасной женщине? – Дениз снова облеклась плотью и чистым атласом. – Ты же знаешь, как это на тебя действует, а когда ты огорчаешься, огорчаюсь и я. Ты же не хочешь меня огорчать?
– Нет... не хочу... конечно.
– Вот и хорошо. Я не хочу, чтобы ты думал об этой ужасной женщине. Понимаешь?
Он кивнул. Лицо черепа с виноградинами ободранных глаз исчезло из памяти.
Подвенечного платья уже не было, а вместо него явилось короткое белое неглиже. Хотя шифон скрывал ее тело, Клод понял, что под неглиже она голая. Он задышал прерывисто, на лбу выступил пот. Дрожащими руками он погладил ее волосы.
Он давно уже ничего в жизни не желал. Эта жизнь обманула его во всех его надеждах: спортивная школа, карьера профессионального футболиста, достойная работа. Нет смысла желать того, чего никогда не получишь, в результате тебе достанутся только разочарование и неудовлетворенность. Он хотел Дениз, хотел с той минуты, как увидел ее во сне, но это было невозможно. Дениз – это тень, и желать ее так же бессмысленно, как в том старом фильме, где полицейский влюбляется в портрет убитой женщины.
Не-голос был прав. Сомнениям нет места. Если Дениз Торн на самом деле не существует, так что с того? А если бы и была, то ей сейчас было бы тридцать пять, а не семнадцать – подумаешь, важность! Вот она, настоящая, живая и молодая прямо сейчас, и вот только это и важно. Почему-то для него исполнилось желание его сердца, и дураком надо быть, чтобы растратить его без толку.
Он встал, держа на руках Дениз. Она положила голову ему на плечо, и его накрыло ласковым ароматом ее волос. Клода приятно удивила сила собственных рук и ног. Не было ни пульсации в голове, ни ноющих мышц, будто он был вознагражден за свое решение избавлением от боли.
Дениз была как лекарство, проникающее ему в кровь с каждым вдохом. Он ощутил радость во всем теле, будто каждая клетка была заряжена. Ему хотелось раствориться в ее теле и никогда уже не возвращаться в реальность.
Они лежали рядом на матрасе. Клод был сперва нерешителен, но она так прижималась к нему, извиваясь, что его страхи обидеть ее рассеялись. Дениз дразнила его быстрыми, птичьими поцелуями, пока дыхание его не стало отрывистым и сердце не забилось в унисон с пульсацией в паху.
Они лежали голые, хотя он не помнил, чтобы они раздевались. Но это его не тревожило. Он никогда не любил этот этап, когда постепенно открываются физические недостатки. Обнаженное тело Дениз излучало тепло, рассеянное сияние, которое отвлекало от подробностей, и она смотрелась неясно, как фотография кинозвезды на задней стенке шкафчика.
Он вошел в нее, затаив дыхание, чтобы не напугать. Но страх оказался напрасным. Она ахнула и подняла бедра ему навстречу, острыми ноготками вцепившись ему в ягодицы. Потом она забилась под ним в дикой страсти, с каждым ударом шипя и стеная.
Он боялся извержения до введения – давно уже ничего не было, – но после первых движений успокоился, уверенный, что пройдет дистанцию.
Дениз прилипла к нему, обхватив его ногами. Ее крики и шепоты переходили в стоны и дрожащие вздохи, и по временам казалось, что это не она, а кто-то другой. Клод не обращал внимания. Он будто ехал верхом на скользком дельфине, обхватив руками и ногами бешено вертящееся тело, летящее по волнам. Он ощущал подступающий оргазм и бился, чтобы его сдержать. Он не хотел, чтобы скачка кончилась. Клод открыл глаза в жажде наполнить их видом Дениз.
У нее больше не было глаз. На Клода глянули его отражения в двух темных стеклах. Длинные светлые волосы извивались щупальцами актинии, которая меняет форму.
– Нет!!!
Поздно. Темнота уже окрашивала ее волосы. Она улыбнулась обнажив клыки, но это его не испугало; а испугало его то, что у него все еще стоял. Он должен был потерять эрекцию, как только понял, что под ним такое; у него должен был опасть, как сдутый шарик, а он все еще был твердым Клод попытался оттолкнуться от нее, но Соня притянула его назад.
– Ты же этого всегда хотел? – осклабилась она, поддавая бедрами ему навстречу. Они были сиамскими близнецами, соединенными в паху предательским куском плоти.