надеялась, что это не понадобится. Надеялась, что через пару часов выйдет из школы и наконец окажется в безопасности. При мысли об этом по щекам опять заструились слезы.

Глава 36

– Можем присесть здесь, – сказал профессор Лэндсмен.

Карвер вошел в комнату, озираясь по сторонам. В этой комнате явно располагался психотерапевтический кабинет Лэндсмена, занимающегося у себя на дому частной практикой. Напротив двухместного диванчика стояло кресло, между ними – журнальный столик. В книжном шкафу – книги с такими названиями, как «Терапия принятия и ответственности» и «Чудеса общения для семейных пар». На противоположной стене висел писанный маслом пейзаж, который, по мнению Карвера, должен был сразу связать незримыми узами любую семейную пару, явившуюся сюда за консультацией. Как бы люто ни ненавидели друг друга супруги, оба мгновенно пришли бы к общему мнению, что эта картина просто отвратительна.

– Так, говорите, это как-то связано с мистером Куинном? – спросил Лэндсмен, усаживаясь в кресло.

Профессор, как выяснилось из телефонного разговора, жил всего в паре миль от дома Теодора Куинна, поэтому они решили поговорить с ним лично. Конечно, Карвер предпочел бы пообщаться с этим человеком в его гостиной или на кухне, а не в рабочем кабинете. Когда он проводил допрос, то привык сам доминировать в помещении. Но теперь почему-то неловко сидел на диванчике, предназначенном для супружеских пар, а Лэндсмен, подавшись вперед и переплетя пальцы, сверлил его взглядом, как будто готовый услышать от Карвера и Эбби печальный рассказ об их семейных неурядицах.

У Лэндсмена была густая черная борода, кустистые брови и непослушная грива. Обилие волос по всему лицу делало его больше похожим на какого-то средневекового царя, чем на семейного психотерапевта. Вообще-то пучки волос росли у него даже из ушей. Разве это не мешало ему слышать своих пациентов, пытающихся изложить ему свои проблемы?

– Когда я сказала вам по телефону, что мы хотим поговорить о Теодоре Куинне, вы, похоже, не слишком-то удивились, – заметила Эбби.

Лэндсмен кивнул.

– Я думал, что с ним что-то случилось. Пару недель назад я даже написал его дочери по электронке, но она заверила меня, что поговорила со своим отцом и что он просто решил немного отдохнуть.

– А почему вы решили, что с ним что-то случилось? – спросила Эбби.

– Потому что за пару последних месяцев он так ни разу и не проявился.

– Откуда вы знаете Теодора Куинна?

– Одно время я был его научным руководителем – когда он работал над кандидатской диссертацией. А потом, когда из этого ничего не вышло, Теодор продолжал консультироваться со мной.

Карвер бросил взгляд на Эбби, но она словно на миг отключилась, остекленевшими глазами уставившись в пространство. Это случалось уже несколько раз в течение дня. Карвер и представить себе не мог, какие ужасные сценарии прокручиваются сейчас у нее в голове. Поэтому взял инициативу на себя:

– Не вышло? Что вы под этим имеете в виду?

Лэндсмен почесал шею.

– Он просто взялся не за свое дело. Это очень сложная программа.

– Но даже после того, как ничего не получилось, Куинн продолжал поддерживать с вами связь?

– Он опять связался со мной примерно через год. Сказал, что пишет книгу. Это было связано с темой, которой Теодор занимался в рамках своей кандидатской программы, – зависимость от социальных сетей. Только вот подошел он к ней под несколько иным углом. У него была теория, что существует связь между зависимостью от социальных сетей и склонностью верить теориям заговора.

Карвер подался вперед.

– Какого рода связь?

– Ну… у сторонников теории заговора, как правило, есть определенные характерные черты. Беспокойство, потребность контролировать свое окружение и наводить в нем порядок, эгоцентризм, нарциссизм, неприятие чужого мнения, паранойя…

– Сомневаюсь, что так уж у всех есть все эти черты… – Карвер неловко поерзал, припомнив, как они с Эбби обсуждали убийство Кеннеди.

– Это чисто среднестатистически. Я не хочу сказать, что каждый, кто верит в теории заговора, обладает всеми этими чертами.

– Угу, а у некоторых вообще может не быть ни одной из подобных черт. Они могут быть совершенно потрясающими людьми. – Карвер просто не мог не подчеркнуть свою точку зрения, сидя на этом дурацком диванчике для семейных пар. Как будто и вправду была нужда в чем-то оправдываться.

– Гм… согласен. Во всяком случае, у людей, зависимых от социальных сетей, тоже есть свои характерные черты. И среди прочих – более выраженная склонность к приятию чужого мнения. Вы следите за моей мыслью?

– Да.

– Так вот, Теодор утверждал, что поскольку в нынешнюю эпоху теории заговора распространяются в основном посредством социальных сетей, то существует подгруппа сторонников теории заговора, которые более склоняются к приятию чужого мнения, не стремясь поставить его под сомнение. Проще говоря, он считал, что ряд современных сторонников конспирологических теорий просто предпочитают плыть по течению.

– Ясно. – Карвер потер переносицу. Исследование Теодора показалось ему умопомрачительно скучным. – И с какой же целью он связался с вами?

– Он хотел, чтобы я помог ему составить опросники для его исследования.

– И вы помогли?

– Я кое-что посоветовал ему, чисто из соображений профессиональной этики. Мы несколько раз встречались. Но потом он перестал звонить. А до этого звонил мне каждую пару недель. И вдруг… как отрезало.

– Когда вы в последний раз с ним разговаривали?

– Точно не скажу. Наверное, где-то летом. Может, чуть позднее.

Карвер неловко поерзал на диване. Неужели пациенты этого профессора платили за то, чтобы сидеть здесь? Это один из самых неудобных диванов, на которых он когда-либо сидел! Будут ли они с Эбби когда-нибудь обмениваться шуточками по этому поводу? «Помнишь, как мы с тобой ходили на терапию для семейных пар – всего через пару месяцев после того, как начали встречаться? Ха-ха-ха!»

Вряд ли.

– Он не говорил, насколько ему удалось продвинуться в этом исследовании?

– Теодор был настроен просто-таки восторженно. Похоже, ему удалось найти очень большое интернет-сообщество, которое соответствовало его теории. Он заводил там друзей, проводил интервью…

– А он не сказал вам, что это было за сообщество?

– Нет. Да я и не спрашивал. У меня сложилось впечатление, что он не хотел разглашать какую-либо информацию.

– Он когда-нибудь упоминал при вас имя Нил Уайятт?

– Нет, насколько я помню.

– А как насчет прозвища Гусеница?

Лэндсмен нахмурился.

– Определенно нет. Я бы такое запомнил.

– Он не казался встревоженным или испуганным, когда вы с ним общались?

– Нет, настроение у него было в основном приподнятое.

Карвер побарабанил пальцами по подлокотнику дивана.

– Вы сказали, что с той кандидатской программой он взялся не за свое дело. Что вы этим хотели сказать?

– Вообще-то я предпочел бы не вдаваться в