Нельсон недовольно заерзал. Зи знала почему – де­дуктивные выкладки его раздражали. Для него существо­вало только черное и белое. Он верил только в несомнен­ное, исключением был лишь Господь, который был для него так же несомненен, как рай и ад. Больше ни во что, до чего нельзя дотронуться, он не верил. К психоанализу и психиатрии он относился весьма скептически и считал, что настоящий человек сам разберется в своих проблемах, не взывая к помощи посторонних.

– Кэрол просто взрослеет, – сказал он. – Испыта­ния, через которые она прошла, многому ее научили. Она стала смотреть на вещи по-новому. Наконец она научи­лась ценить то, что у нее есть, – Тейта, Мэнди, семью. Давно пора.

Зи никак не могла в это поверить.

– Остается надеяться, что это сохранится подольше.

Нельсон повернулся на бок, заглянул ей в лицо и по­ложил руку на ее талию. Потом поцеловал в волосы – туда, где пробивалась седина.

– Что продлится?

– Ее нежное отношение к Тейту и Мэнди. Со стороны кажется, что она о них заботится.

– Ну и хорошо.

– Если это искренне. Мэнди такая ранимая. Боюсь, ей придется трудно, если Кэрол опять от нее отвернется и опять станет раздражительной и нетерпеливой. А Тейт… – Зи вздохнула. – Я так хочу, чтобы он был счастлив. По­бедит он на выборах или нет – все равно сейчас поворот­ный момент в его жизни. Он заслуживает счастья. И люб­ви заслуживает.

– Ты всегда заботилась о счастье своих сыновей, Зи.

– Но счастья в супружестве у них нет, Нельсон, – с грустью заметила она. – А я так об этом мечтала.

Его палец скользнул по ее губам, ища улыбку, которой там не было.

– Ты совсем не изменилась. Все такая же романтич­ная.

Он притянул ее к себе и нежно поцеловал. Его большие руки сняли с нее ночную рубашку и стали властно и неж­но гладить ее обнаженное тело. Любовью они занимались в темноте.

Эйвери уже много дней мучительно соображала, как связаться с Айришем.

Заглянув себе в душу и решив, что ей нужен совет, она теперь не знала, как сообщить ему, что она не сгорела в катастрофе, случившейся с рейсом 398.

Как бы она это ни сделала, получится жестоко. Если она просто придет к нему, он может не перенести шока. Звонок по телефону он сочтет розыгрышем, ведь ее голос звучал теперь совсем иначе. Поэтому она решила послать письмо на почтовый ящик, так же как несколько недель назад она посылала свои драгоценности. Наверняка он был озадачен, получив их безо всяких объяснений. А мо­жет, он уже подозревает, что с ее смертью связана какая-то тайна?

Несколько часов она думала, что же написать в таком странном письме. Она не знала никаких правил этикета, предписывающих, как сообщать кому-то, кого вы любите и кто считает вас погибшей, что на самом деле вы жи­вы. В конце концов она решила, что написать об этом можно только напрямик:

"Айриш, дорогой!

Я не погибла в катастрофе. Обо всех удивительных со­бытиях, происшедших со мной, расскажу тебе в следую­щую среду вечером у тебя дома.

С любовью, Эйвери".

Письмо она написала левой рукой – этой роскоши она себе не позволяла давно, – чтобы он сразу узнал ее почерк, и отправила в конверте без обратного адреса.

После субботнего разговора за завтраком Тейт был с ней сдержанно вежлив. Она была почти рада этому. Хотя его антипатия была направлена не на нее лично, тяжесть ложилась на ее новое "я". На расстоянии было легче это выносить.

Она не решалась даже представить, как он будет реа­гировать, когда узнает правду. Его ненависть к Кэрол поблекнет по сравнению с тем, что он будет испытывать к Эйвери Дэниелз. Она могла лишь надеяться на то, что ей удастся объяснить свое поведение. Но до этого момента ей оставалось только показывать, сколь альтруистичны ее намерения. В понедельник утром она записалась на прием к доктору Джеральду Вебстеру, знаменитому детскому психологу из Хьюстона. У него было много пациентов, но она была настойчива. Она сыграла на известности Тейта, и для нее нашли время. Она действовала ради Мэнди, и совесть ее была чиста.

Когда она рассказала об этом Тейту, он лишь кивнул в ответ:

– Я запишу это в свой календарь.

Она устроила так, что визит должен был произойти в один из тех дней, когда они в рамках предвыборной кам­пании собирались посетить Хьюстон.

Больше им говорить было почти не о чем. У нее было достаточно времени, чтобы продумать, что она будет говорить, встретившись с Айришем.

Однако в среду вечером, остановив машину перед его домом, она по-прежнему не представляла, что говорить и с чего начинать.

Она шла по дорожке к дому и чувствовала, как бешено колотится сердце. И тут она увидела тень за шторами. Не успела она подойти к крыльцу, как дверь распахнулась. На крыльцо вышел Айриш, готовый разорвать ее на час­ти голыми руками, и грозно спросил:

– Кто вы такая, черт побери, и что за игру вы затея­ли?

Его ярость не напугала Эйвери. Она шла прямо ему навстречу. Он был совсем немного выше нее. На ней были туфли на каблуках, поэтому они встретились глаза в гла­за.

– Айриш, это я, – тихо улыбнулась она. – Давай войдем внутрь.

Когда она до него дотронулась, вся его враждебность улетучилась. Суровый Айриш затрепетал, как нежный цветок. Это было очень трогательное зрелище. В одно мгновение он превратился из свирепого воина в растерян­ного пожилого человека.

Ледяное недоверие во взгляде сменилось слезами со­мнения, неожиданности, радости.

– Эйвери? Это?.. Как?.. Эйвери?

– Я все тебе объясню, только давай наконец войдем в дом.

Она взяла его за руку и повернула – казалось, он ра­зучился двигать ногами. Она легонько подтолкнула его к порогу. Потом закрыла входную дверь.

Она с грустью заметила, что дом, как и сам Айриш, чей вид ее очень расстроил, был в полном беспорядке. Он немного располнел, но лицо у него было изможденное. Щеки и подбородок обвисли. Нос и скулы были в красных прожилках. Видно было, что все это время он сильно пил.

Он никогда не был модником, одевался, как того тре­бовали приличия, но сейчас вид у него был потрепанный. Его неряшливость уже не была лишь милой чертой знако­мого облика. Налицо был начинающийся распад лично­сти. Когда она видела его в последний раз, у него была лишь проседь в волосах. Теперь он стал почти совсем се­дой.

Это она нанесла ему такой удар.

– Ой, Айриш, прости меня, пожалуйста. – Не в силах сдержать рыдания, она прижалась к нему, обхватила его руками.

– У тебя другое лицо.

– Да.

– И голос хриплый.