— А как тебя зовут-то, молодуха? — Спохватилась Зоряна, что так и не знает имени женщины. — Вчера-то не до расспросов было. Натерпелись, видать…

— Да мы-то что… Я с мужиком каким-то рядом шла и парень с девочкой той, Добравкой, рядом были. Как все закрутилось. — она с опаской поглядела на солдат, но продолжила, — они меня в какой-то овраг спихнули, я и испугаться не успела. А там — ежевика. Я Славечка обхватила, чтобы не оцарапался, и кубарем вниз… Очнулась уже, когда хлопчик, — она кивнула на Яська, по-нашему позвал.

— Повезло, считай. — Вступил в разговор Тэде. — Вовремя мы на вас наткнулись. Ты не думай, у нас в королевстве за разбой и мародерство оно наказание — смерть. Они ж… — солдат на миг запнулся, видно, подбирая слово поприличнее, — … засранцы, ни чужих, ни своих не жалеют. Так что наш господин — в своем праве.

— Та я ж ничего… — женщина вздохнула. — Я только со страху чуть не померла, когда из тех кустов выбралась, а тут — опять заксы… Беляной меня зовут. — Спохватилась она.

Несмотря на серьезность обстановки, заулыбались все, кто понял разговор. А Ясько не удержался и хмыкнул. Имя "Беляна" соответствовало женщине примерно так же, как имя "Ружа" — кусту ежевики. Только и того, что обе колючие.

Женщина была красива той зрелой красотой, которая наступает ближе к тридцати, когда тело уже избавляется от юношеской угловатости, но еще не успевает утратить силу и упругость. В семье Беляны явно не обошлось без кочевников с далекого востока, ни у кого из местных не было таких жгучих черных глаз. Да и волосы, которые, по обычаю вдовства, не полностью прикрывались платом, были черными, словно грива вороного коня. Ранняя седина очень хорошо виднелась в таких волосах, рассказывая свою историю о нелегкой вдовьей доли.

— Вот и ладно, Беляно. У нас вам в хлопчиком хорошо будет. — Подытожил разговор дед Соберад. — Пани-вон, — он кивнул на Гримницу, молчавшую всю дорогу от замка, — не даст соврать. А теперь, за работу!

Работа оказалась не такой страшной как ожидала Гримница. Конечно, нельзя вырасти в отдаленной крепости, заниматься там хозяйством и не знать, откуда берется сено для скотины. Но самой княжне работать на покосе пока не приходилось. Если так подумать, ей вообще не приходилось делать тяжелой крестьянской работы, рукодельничать только, да еще готовить. Но готовить — это так, в охотку. Если захочется, например, для себя с подружками блинов напечь или дядьку воеводу пирожками побаловать.

Идя с поселянами к ближайшему лугу (дед распорядился начинать с того что ближе), Гримница представляла, как будет сейчас обливаться потом, размахивая тяжелой косой, и переживала, как бы не отстать от остальных. На деле же, оказалось, что косить будут мужики, то есть, дед Радко с Яськом и Фите.

Тэде порывался было заменить деда или мальчишку, но был урезонен товарищем. Оказывается, при штурме старого солдата нешуточно зацепило стрелой, и только помощь лекарей помогла ему так быстро встать на ноги. Во многом, этим и объяснялось желание Тэде осесть наконец-то на земле. Так что ему, как и Гримнице, пришлось смириться с ролью "подай-принеси-подбери".

Там, где трава не была вытоптана заксонскими лошадьми, косари широкими движениями клали траву в валки, а женщины споро сгребали ее, укладывая на ткань и увязывая в большие тюки. Эти тюки они потом тащили на спине в замок, там высыпали в углу в одну кучу и почти бегом бежали обратно, чтобы успеть принести еще.

Конечно, княжне никто не позволил таскать на себе тяжести, велев сгребать и увязывать. На ее возмущения, что она ничуть не слабее Зоряны, та ответила коротко: "Мне не рожать".

После первого похода Фите вернулся злой, как шершень, костеря на все заставки десятника.

— Я ему говорю, мы телегой быстрее справимся, а он мне: "Без позволения господина — не дам". — Размахивая руками возмущался он. — Я ему говорю, что для солдат же безопаснее, если быстро вернемся, а он мне: "Сломаете ось на колдобинах, а мне — перед господином отвечать".

— Без господина, говоришь, не даст? — топнула ножкой Гримница. — А ну, пойдем!

— Дело говоришь. — Одобрил дед, переводя дух.

Проводив взглядом уходящих в гору носильщиков, он повернулся к Яну.

— Отдохни, сынек. Нам еще работать и работать сегодня, не надорвись.

— Так ведь это ж для той коровы, что пан нам за просто так отдать обещал. — Солидно заметил Ян, совсем по-взрослому опираясь на косу. — Как же я пану в глаза смотреть буду, если загубим скотину? И малым без молока плохо…

— Твой пан у тебя корову со двора свел, а ты ему теперь сапоги лизать готов, что обратно вернул. — Злобно заметил второй мальчишка, сплюнув себе под ноги.

С самого первого дня он так и держался особняком. Помня слова Арне о том, что хлеб даром никто есть не будет, он исправно выполнял любые поручения, однако на все попытки сблизиться не отвечал. До сих пор никто, даже дед Соберад, не знал, как его зовут на самом деле. Но все понимали, что только надежда найти потерянную родню удерживает его в поселении.

— Кто у меня со двора корову сводил, того я не видел. — Философски заметил Ян, внимательно разглядывая косу и, на всякий случай, приходясь по лезвию оселком. — А кто ее вернул, то знаю. Пошли дальше работать, дедо, что ли? — Степенно обратился он к Собераду и пошел к дальней кромке поля, где еще оставался островок травы.

— Ты не сердись на него, хлопце. — Дед только сокрушенно покачал головой, глядя на то, какой силы ненависть снедает десятилетнего мальчишку. — Тебе — своих искать, ему — семью кормить. Каждому из вас боги свой путь отмерили, каждому его и идти.

— Но, деда, ты-то как можешь?! — парень аж ногой притопнул от возмущения. — Ты же говорил, что у тебя заксы сына убили… Ты же с ними поквитаться должен хотеть…

— А старшего моего горячка спалила, — заметил дед, — а второго — медведь в лесу заломал. Так что же, мне теперь с болячкой квитаться и со зверьем лесным? А за заксов, ты не переживай, с ними я наперед расквитался. Двадцать лет в походы на них ходил со старым боярином.

Ты подумай, хлопце, — наставительно добавил он после паузы, решив, что дал достаточно времени, чтобы осознать его слова, — чего ты хочешь, и что можешь сделать сам, без панской помощи. А тогда уже будешь думать, когда говорить, а когда промолчать.

Неизвестно, что ответил бы парень, но в этот момент от замка подъехала телега. Правил конями Фите, а рядом с довольным видом сидела Гримница.

— Ты представляешь, дедо, — возбужденно начала она, едва успев спрыгнуть на землю, — он мне говорит, чтобы я хозяйством занималась. А имуществом, мол, муж мой распоряжаться будет. А я ему говорю, чтоб он солдатами своими командовал, а кони и телеги — это и есть хозяйство. И коровы — тоже. Не даст сейчас телегу, завтра пустую кашу хлебать будет!

— Тихо, тихо, княжна. — Усмехнулся дед в седые усы. — Развоевалась тут… Небось, чихвостила бедного мужика прямо при солдатах?

— Ну что ты, дедо! — княжна возмутилась, мгновенно посерьезнев, — за такое меня бы и дядька Межамир по голове не погладил. Сам знаешь, ключницу при чернавках не ругают.