– Прости, Нед, я ничего не могу сделать, правда. Но если у меня появится хоть какая-нибудь возможность привлечь тебя к проекту, я ни за что тебя не забуду, обещаю.

Заканчивая разговор, Пол чувствует, что их отношения с Недом уже никогда не будут прежними. Просьба друга включить его в проект глубоко расстроила Пола, хотя он и не может точно сказать почему. Ему кажется, что со стороны Неда несправедливо даже поднимать этот вопрос.

Пол слышит, как Мишель в гостиной включает телевизор, и недолго думая поднимается со стула.

– Ты сделала домашнее задание? – орет он на весь дом.

Обычно Пол не задает подобных вопросов, по крайней мере в таком тоне, но возбуждение от разговора с Недом полностью отключило режиссера, и теперь Полу куда труднее тормозить неверные импульсы.

– Пап, мы же договорились… Ты же знаешь, что у меня работы всего на час, и я могу сделать ее в любое время до половины девятого.

– Ты сама понимаешь, что чем позже начнешь, тем дольше это продлится. Почему бы не приступить прямо сейчас?

– Мы же договорились! А теперь ты хочешь передумать! А Джош тоже сейчас валяет дурака и играет в видеоигры, ты же знаешь!

– А ты не должна так поступать! – упрямо возражает Пол, качая головой.

– Что? Ну почему ты такой вредный сегодня?

– Я не вредный, – резко отвечает Пол. – Я твой отец и имею право спросить о домашнем задании!

– Ну так оставь меня в покое, вот и все! Несправедливо, что мне приходится страдать от твоего дурного настроения из-за работы!

– Ну хорошо, хорошо. Все-таки не забудь сделать домашнее задание.

Лимбическая система Пола возбудилась по весьма серьезной причине, возникшей при попытке организовать коллективную работу; когда люди работают (или играют) вместе, подобное происходит на удивление часто. Пол не знает, что для мозга справедливость – первичная потребность. Чувство справедливости само по себе способно породить сильную позитивную реакцию, а чувство несправедливости – реакцию на угрозу, которая длится не один день. Если Эмили нужно было изменить собственный мозг, чтобы более эффективно превращать врагов в друзей, то Полу необходимо сделать то же самое, чтобы поддерживать чувство справедливости в общении с теми, с кем он сотрудничает. Научившись этому, Пол обнаружит, что, поступая таким образом, можно меньшими усилиями добиться большего и намного быстрее реализовать свои цели.

Возможно, вы обнаружите, что стоит настроить префронтальную кору на поиск справедливости, и связанные с ней вопросы начнут попадаться вам на каждом шагу. В политике, к примеру, то и дело происходят яростные стычки по вопросам справедливости, причем с невероятным накалом эмоций. Включив однажды во время работы над этой книгой телевизор, я увидел деревенскую жительницу из Кении, которая кричала в камеру, что готова умереть из-за фальсификации выборов. Эмоции, вызванные несправедливостью, достигают невероятного накала и в более приземленных ситуациях: ощущение того, что водитель такси «провел» тебя, проехав более длинной дорогой, может испортить прекрасный во всех остальных отношениях день, несмотря на то что речь идет о небольших, в общем-то, деньгах. Дело в принципе. Подумайте о людях, которые тратят громадные суммы на «устранение несправедливостей» в суде, не получая от этого никаких материальных выгод, кроме «справедливости» или «мести». Все мы жаждем справедливости, и некоторые ради нее готовы расстаться не только со сбережениями, но и с собственной жизнью.

Голназ Табибния, доцент Университета Карнеги – Меллон, изучает справедливость и то, как люди судят о ней. «Склонность к равенству и сопротивление неправедным решениям глубоко заложены в человеке», – говорит она. В одном из исследований, проведенных совместно с Мэттом Либерманом, Табибния использовала игру под названием «Ультиматум». В этой игре два человека должны разделить между собой некую сумму денег. Один из участников предлагает, как это можно сделать, а второй имеет право согласиться или отказаться. В последнем случае оба остаются ни с чем. «“Отвращение к неравенству” настолько сильно, – объясняет Табибния, – что человек готов отказаться от личной выгоды только ради того, чтобы другому не досталась непомерно большая сумма».

Удивительно, но когда человек получает $5 из $10, центры удовольствия в его мозге возбуждаются сильнее, чем если ему выдали, к примеру, $5 из $20. «Иными словами, схемы вознаграждения активизируются сильнее, если предложение честное, чем если оно несправедливое, даже если речь идет об одной и той же сумме денег и никаких дополнительных преимуществ вы не получаете», – говорит Табибния. Справедливость, судя по всему, может оказаться важнее денег.

Табибния объясняет, как все это работает. «В мозге есть область, известная как полосатое тело, которая отзывается на так называемое первичное вознаграждение. Полосатое тело получает сильный дофаминово-энергетический вброс от среднего мозга и участвует в процессах, связанных с положительным подкреплением и соответствующим обучением. Эта схема активируется, когда с человеком обращаются справедливо, но если он испытывает чувство несправедливости, активируется передняя часть островка. Это очень интересно, поскольку результаты предыдущих исследований связывали его с чувством отвращения – например, к невкусной еде. Вкусовое и социальное отвращение обрабатывается в одном и том же отделе мозга; точно так же, кстати, социальное вознаграждение и удовольствие от еды обрабатываются в вентральном стриатуме. Таким образом, похоже, что подкрепления социального характера записываются и хранятся в мозге примерно так же (по крайней мере в некоторой степени), как первичные подкрепления».

Вообще, на интуитивном уровне справедливость не воспринимается как нечто столь же важное, как, скажем, пища или секс. Именно поэтому некоторые люди недостаточно высоко ценят справедливость – а в результате, подобно Полу в описанной выше сцене, оказываются сбиты с толку силой эмоциональной реакции на несправедливость. Это еще один пример ситуации, в которой Маслоу, возможно, оказывается неправ. Общество ценит жизненные потребности, такие как пища, гораздо выше, чем социальные нужды вроде справедливости. В итоге при планировании совещания, которое должно продлиться весь день, администратор не забывает выделить время на перерыв и ланч, но совершенно не задумывается о том, покажется ли участникам совещания справедливым такой распорядок дня. Все больше исследований указывает на то, что иногда с чувством несправедливости справиться труднее, чем с пустым желудком.

У нейробиолога Стивена Пинкера есть теория о том, откуда берется такая сильная реакция на справедливость; эту теорию он изложил в книге «Как работает разум» (How the Mind Works). Пинкер считает, что реакция на справедливость появилась как побочный продукт взаимовыгодной торговли. В эволюционном прошлом человечества, когда мясо невозможно было держать в холодильнике, наилучшим способом хранения ресурсов стал обмен услугами с другими людьми. Запасы хранились в сознании людей, как, к примеру, ответное угощение когда-нибудь в будущем. Подобный обмен был особенно важен в обществе охотников и собирателей, когда источник пищевого белка появлялся в непредсказуемое время и с большими перерывами: бизона, убитого одним человеком, было бы слишком много для него одного и его семьи. Чтобы постоянно пользоваться таким виртуальным обменом, необходимо уметь определять «обманщиков» – тех, кто не выполняет своих обещаний. Таким образом, люди с развитым механизмом распознавания справедливости получали эволюционное преимущество.