Мы быстро следуем ее примеру, вниз по холму и за ворота, где в наш строй слаженно вливаются новобранцы. Они тоже верхом, но их командиры-джату едут в маленьких шатрах на спинах мамунтов или в колесницах, запряженных орриллионами, огромными обезьянами с серебристым мехом, которые угрожающе рычат друг на друга и лошадей, осмелившихся приблизиться к ним.

Когда мы направляемся к главной площади Хемайры, чтобы присоединиться к остальной армии, горожане встречают нас аплодисментами и радостными возгласами.

– Да хранит вас Ойомо, Смертобои! – выкрикивают некоторые.

А я, проезжая по улицам города, могу лишь качать головой и поражаться непостоянству людей.

* * *

Путешествие по Восточной пустыне оказывается долгим и жестоким, гораздо более трудным, чем я ожидала. Я привыкла к вылазкам по пересеченной местности, но пустыня – зверь совсем иного пошиба. Император приказал занять позицию у горного хребта Н’Ойо, границы дальних пределов пустыни, и мы уже две недели продираемся сквозь песок и скрипим зубами, когда он просачивается сквозь стыки доспеха и липнет к самым нежным частям тела. Каждый день туда-сюда летают кукали, передавая сведения, которых, впрочем, не так уж много. Мы знаем, что в горах нас ждут тысячи смертовизгов, но разведчики никак не могут подобраться достаточно близко, чтобы точно их сосчитать. Стоит слишком густой туман.

Раньше я даже не представляла, как далеко простирается столица, но теперь невольно считаю дни и часы, с горячим раздражением отслеживая передвижение солнца по пескам. И дело не только в тревоге, в страхе перед неизвестным. А в других солдатах – простых солдатах.

Пусть они полностью осознают, кто мы, алаки, такие, они, как и большинство жителей Отеры, привыкли видеть женщин только в пределах дома. Им совсем не по душе мысль, что женщины тоже могут быть солдатами, и они обращаются с нами соответственно, плюют в нас оскорблениями, когда джату не видят. Особенно они ненавидят сестер по крови из Варту-Бера, поскольку мы единственные в золотых доспехах.

Алаки из других лагерей облачены в броню, раскрашены в цвета своих Домов, но они не такие, как мы. Пусть их тысячи, они не так быстры, не так свирепы, не так хорошо переносят боль, как мы. Я наблюдаю за ними на протяжении всего путешествия – и, похоже, кармоко правы: мы, алаки из Варту-Бера, сильнее остальных, и это благодаря нашей подготовке. Пока с ними обращались как с обычными солдатами – давали целителей, отдых, пищу, – нас считали демонами и обучали как демонов. Нас пороли, избивали, заставляли терпеть вопли смертовизгов. Несправедливость этого ранила бы меня до глубины души, но я понимаю, что именно так меня сделали сильней. Поэтому я не слишком обижаюсь, когда пехотинцы ворчат, придираются ко мне и моим сестрам по крови. Я знаю, что в бою мы их легко победим.

Стараюсь напоминать себе об этом каждый раз, как езжу верхом на Иксе. Солдаты вспыхивают еще большей ненавистью при виде его отливающей синим чешуи на фоне палящего солнца. Да, маммуты в десять раз крупнее, а орриллионы в броне выглядят внушительней, но лишь Икса заставляет лошадей шарахаться, а зеризардов удирать, едва он проходит мимо.

Даже сейчас, когда мы приближаемся к промежуточной точке, к оазису глубоко в пустыне, животные все еще отпрядывают. Я не обращаю внимания на их испуганное ржание и кудахтанье, я спешу к озеру посреди оазиса. Икса так хочет пить, что постоянно высовывает язык.

– Все хорошо, – шепчу я, как только мы добираемся до кромки воды. – Мы на месте.

«Де… ка», – шепчет Икса в ответ, ныряя в воду. За последние дни он совсем измучился жаждой.

Я достаю бурдюк и опускаюсь на колени, чтобы набрать воды, как вдруг на меня падает тень.

– Что, во имя Ойомо, ты творишь, алаки? – рычит неприятный голос.

Сердце ухает в пятки. У меня за спиной стоит Баксо, здоровенный северянин с хмурым выражением на обветренном лице. Как и многие другие пехотинцы, Баксо считает своей святой обязанностью третировать сестер по крови из Варту-Бера. Не обращая на него внимания, я продолжаю наполнять бурдюк. Нет смысла вступать в стычку с тем, кто, по идее, должен быть на той же стороне.

Когда я не отвечаю, он подступает еще ближе.

– Ты тупая или глухая? Что, во имя Ойомо, ты творишь, алаки?

Я вздыхаю, поднимаясь и закрывая бурдюк.

– Я набираю воду.

– Набираешь воду? – рычит Баксо. – Так, значит, ты думаешь, что раз у тебя есть этот твой великий зверь, ты можешь миновать целую очередь?

Теперь я вижу собравшихся позади Баксо мужчин. Они явно не стоят ни в какой очереди, но они рядом и Баксо этого достаточно.

– Мои извинения, – отвечаю я, пытаясь вместе с выдохом избавиться от нарастающего гнева. Это всего лишь люди, даже не джату. Убить их для меня проще, чем прихлопнуть муху. – Я вас не видела. Пойду в конец очереди.

– Зачем? Ты уже набрала, сколько нужно. – Баксо тычет в мой бурдюк. – Тебе не нужно в очередь. А что тебе нужно, так это сесть на этого твоего зверя и проваливать обратно к своим.

Он указывает на дальнюю сторону озера, где собрались остальные алаки. Или, скорее, куда их согнали. Солдаты, окружив озеро, очень уж постарались вытеснить девушек в самую грязь.

– Чего ждешь? – скалится Баксо. – Проваливай.

Он снова указывает, куда мне идти, но тут вдруг раздается низкое рычание. Икса уже выбрался из воды и медленно наступает, обнажив клыки. И все они остры, как ножи мясника.

Баксо быстро отшатывается, бледнея как мел.

«Хороший мальчик, Икса», – безмолвно хвалю его я, когда он встает рядом и рычит громче.

От страха на лбу Баксо выступает пот, однако солдат упрямо пользуется моментом, чтобы подстегнуть собратьев.

– Видели? Видели, что она заставляет это существо делать? – И снова поворачивается ко мне: – Вы, суки, думаете, что, мол, вы лучше нас, шепчетесь там между собой, косите дурным глазом. Вы – ничто, кучка уродливых отродий демонов, и я молюсь Ойомо, что смертовизги прикончат ваш род задолго до того, как мы вернемся из пустыни.

Я стискиваю кулаки так крепко, что вот-вот лопнет кожа. Нельзя убивать товарищей, нельзя убивать товарищей… молча повторяю про себя как мантру, пока солдаты кивают в знак согласия, а потом принимаются добавлять собственные мысли.

– Демоны! – восклицает один.

– Мерзость! – вторит другой.

– Шлюхи!

И тут я больше не могу молчать.

– Шлюхи? – фыркаю я, глядя на Баксо и его друзей. – Едва ли. Мы такие же солдаты, как вы. Многие из нас погибнут на поле боя, как и вы.

– Как вам и следует, – потешается Баксо. – Женщинам здесь не место, особенно вашему роду, и чем больше ваших сдохнет, тем скорее до вас это дойдет.

Я обнажаю атику, подступаю ближе бок о бок с рычащим Иксой. Баксо бледнеет еще сильней, и на моих губах появляется улыбка.

– Видишь ли, есть один презабавный момент, – говорю я. – Смерть для нашего вида – обычное дело, вот почему мы ее приветствуем, почитаем старой подругой. – Наставляю на него атику. – А ты приветствуешь смерть, Бак…

Теплая, мозолистая рука хватает меня за плечо.

– Дека.

Оборачиваюсь и вижу Кейту, а рядом с ним Ли, Квеку и Акалана.

– Ты мне доверяешь? – улыбается Кейта.

Я закатываю глаза, а потом сдвигаюсь в сторону, давая ему подойти к Баксо. Тот совсем уж белеет, если это вообще возможно.

– Лорд Кейта, – шепчет Баксо.

– Мы в неравном положении, – произносит Кейта. – Я не знаю твоего имени. Но знаю, что ты должен быть благодарен за присутствие алаки. Особенно Деки. Она – одна из лучших убийц смертовизгов, ее ценит сам император, именно поэтому ей даровали такого скакуна, первого в своем роде – его лично вывела Владычица эквусов. – Кейта постукивает пальцем по губам. – Хочешь сказать, что император ошибся?

– Погоди, он явно хочет сказать вовсе не это, – задумчиво тянет Квеку, вступая в разговор. – А что ошибся и император, и жрецы, ведь именно они постановили, чтобы алаки отправились с нами.

– А еще Владычица эквусов, – подхватывает