нагретое солнцем бревно, Луиза вдруг схватила Федора за воротник и притянула к себе. Он опешил. И тут что-то острое кольнуло его в шею. Скосив глаза, он увидел в другой руке девушки стилет.

– Ответьте мне, господин болтливый художник, – неожиданно произнесла она злым придушенным голосом, – кто вы такой на самом деле? И что вам тут нужно?

Обитель

Это было… непривычно. Галер еще раз оглянулся – Крылов действительно исчез. Зато вдруг остро ощущалось одиночество. Никого не было рядом – даже девчонки, которая, возможно, уже прошла все залы и теперь находится бог весть где. Доктор снова осмотрелся и только тут увидел барельеф на другой стороне коридора – голова быка с острыми бронзовыми рогами, выставленными вперед, прямо на уровне его груди. Под слоем пыли на правой стене проглядывала карта. Левая стена была ровной – никаких подсказок. Галер вздохнул, закинул на плечо почти пустой мешок и сделал первый шаг. Мгновенно внизу зарокотало – голова быка впереди чуть дрогнула и пошла вперед. Галер моментально отпрыгнул обратно в коридор. Голова замерла.

– Черт тебя побери! – крикнул Галер. Но тут же успокоил себя – девчонка прошла этот зал, значит, нужно просто двигаться по ее следу и смотреть, куда она нажимала.

Снова наступив на первую плитку, он с облегчением увидел, что голова осталась неподвижной. Но как только наступил на вторую – противоположная стена снова пришла в движение. Теперь стало понятно – каждая плитка на полу заставляет рогатый барельеф двигаться. Значит, в какой-то точке они должны сойтись. Но что дальше? Почему-то Галер был уверен, что эта последняя плитка не остановит движение бычьей головы и та попытается пронзить его острыми бронзовыми рогами!

Он сделал еще шаг и отчаянно завертел головой – в поисках следов на стене. Проклятая девчонка ушла отсюда, но как?

Свет в окошках под крышей начал постепенно меркнуть – в полутьме залов и так было сложно что-то разглядеть, а теперь…

Вдруг Галер остро пожалел, что с ним нет толстяка-литератора. Даже если он – просто галлюцинация, это куда как лучше, чем вот так – остаться один на один с этой бычьей головой, с каждым шагом приближая острые рога под рокот подземных механизмов…

Сколько он ни вглядывался в стену справа – никаких отметин! Ни единой!

Подожди, сказал себе Федор Никитич, не паникуй. Сначала надо разобраться с картой. Что тут изображено? Европейские страны?

Он не особенно увлекался географией. Несколько раз просматривал старинные карты, выставленные в витринах книжных лавок. Но и только. И то его больше интересовали странные формы Африки и Америк. Форма! Италия похожа на сапог! Под пылью было почти не разглядеть, но, кажется, Галер нашел некий отросток, напоминавший женский сапожок. Значит, это Европа! Но при чем тут бык?

Галер сделал еще один шаг. Голова быка придвинулась ближе. Доктор прикинул – еще два-три шага, и рога упрутся в его грудь.

Машинный зал

– Мать твою за ногу! – удивленно присвистнул каторжник Лихач, растирая ушибленную при падении ногу. – Это что за подвал такой?

Старик Пудилов, после убийства жандарма ставший атаманом шайки, прищурившись, пересчитал своих людей – меньше дюжины. Если вырвутся наружу – не надо их распускать, лучше бежать подале от Москвы, а там и погулять можно по дорогам, пощипать проезжих. А потом… Потом он со своими людьми наведается в родную его Пудиловку. Там и перезимует. Места глухие, деревенских запугать – плевое дело. Кто за вилы схватится – того под лед. И на три месяца – тебе и брага, и припасы, и бабы. Хоть и не молод был старик Пудилов, а жадный был до жизни.

– Ну-ка, робяты, тихо! – крикнул он. – Ни черта не видно. Слушай! Может, чего и услышим.

– Как будто мельница там, – малорослый душегуб Милягин со сломанным носом указал вправо. – Слышь, гудит?

– Пошли отседа, – послышались голоса. – Скорей!

– Держись дружка дружку! – приказал Пудилов.

И каторжники толпой, цепляясь друг за друга руками, как слепые, двинулись в сторону рокота.

– Э! Стой! – раздался из темноты голос Лихача. – Тут река, кажись!

– Ты где? – спросил Пудилов.

– Да здеся!

Пудилов сплюнул и неуверенно пошел на голос бывшего извозчика. И почти сразу ткнулся в парапет, за которым и вправду шумела вода.

– Рядом кто есть? – спросил он громко. – Хватай меня за подол, пощупаю внизу. – А когда сразу несколько рук ухватились за него, сердито крикнул: – Да не лапай, я те не баба!

Перегнувшись через парапет, он осторожно потянулся вниз. Пока кончиками пальцев не коснулся быстрого потока.

– Давай обратно!

Когда наконец подельники вытащили своего атамана, Пудилов сказал:

– Идем вдоль. Река течет в ту сторону. Там и выйдем из-под земли.

– В какую? – спросил кто-то сзади. – Не видно ни хера.

– За руки беритесь, – зло отозвался Пудилов, – я поведу. А будете за меня и наверху держаться, так и жизнь вам устрою веселую и сытую. А кто решит сбежать, то знайте – мы теперь крепко повязаны. Жандарма вам не простят. На пересылке удавят. Или голодом заморят. А то и на Сахалин отправят бессрочно. Поняли?

Он не услышал ответа, но это было ничего – молчат, значит, поняли. Никто не оспаривал его лидерства и его решений.

– Пошли.

Медленно, растянувшись гуськом, каторжники двинулись вдоль подземной реки. Они прошли уже порядочно, как вдруг впереди замелькали огоньки далеких ламп.

– Стой! – скомандовал Пудилов. – Кажись, обошли нас. Ну, ребята, тикайте в разные стороны. Будем прорываться. Тут уж каждый за себя, а бог сам себе выберет любимчика.

– А чего вместе всем не ударить? – спросил нервно Лихач. – Вместе оно вернее.

– Дура ты, – ответил атаман. – У них ружья. А у нас – пистолет жандармский без заряда. Так что врассыпную, и с богом! Обходи их по бокам, и на выход. А там как придется.

Он говорил зло, как будто сплевывая слова. Вмиг разрушился план сколотить из товарищей ватагу. И о зимовке в родной деревне придется забыть. Ну, ничего.

– Пошли, ребята!

Он чувствовал, как мимо него, пригнувшись, бежали товарищи. Но сам Пудилов ни шагу вперед не сделал. Подождав, пока все пройдут, он спокойно повернулся и зашагал назад. Расчет его был прост – пусть солдаты ловят его товарищей. Сам он найдет укромный угол, спрячется. А когда все закончится, то можно будет и выбираться – небось убитых сочтут, а остальных припишут к убежавшим. И успокоятся. А пока суд да дело, он и улизнет.

Санкт-Петербург

На следующий день утром Сагтынский снова привел «Пудинга» прямо в кабинет Дубельта. Тот возмутился столь откровенным нарушением правил конспирации,