Я боюсь приписать Либби какие-то слова или поступки Евы и боюсь того, что она меня за это не простит.

Мой взгляд замирает на дымчатом прозрачном сердце в центре доски.

Мои пальцы смыкаются вокруг него, и оно оказывается у меня в кулаке. Кровь, пульсирующая в моих жилах, как будто сосредоточилась в моей руке, и мне кажется, что в кулаке бьется стеклянное сердце. Я почти уверен, что оно живое и действительно бьется!

Ева наверняка восхитилась бы этим сердцем, но я уверен, что Либби оно тоже понравится. Да и что еще я могу подарить ей после всего, через что она прошла? Разве что мое несовершенное сердце.

Ева

1 декабря 1988 года

Сегодня я обратилась к Конни за советом, как мне заработать больше денег. Деньги мне нужны, чтобы купить мое платье, но я ей этого не сказала. Я сомневаюсь, что хоть кто-нибудь способен понять, зачем мне необходимо это платье. Я просто сказала ей, что мне очень нужны деньги — чем скорее, тем лучше. Мы с Конни находились в тускло освещенной комнатушке с вызывающим смех названием «гримерка». Она сидела на вращающемся стуле, наклонившись к зеркалу, и делала макияж. Услышав мой вопрос, она резко развернулась ко мне. Она — единственный человек в этом клубе, кому я действительно доверяю.

Она танцует очень давно и относится к этому совершенно спокойно. Она не такая стервозная и озлобленная, как остальные. У нее невероятно красивая фигура с удлиненными, обтянутыми гладкой кожей мышцами. Она и в обычной жизни напоминает амазонку, но в туфлях на высоком каблуке и с подобранными назад волосами она становится похожа на богиню. Мужчины устремляются к ней так, как будто мечтают, чтобы она их укротила или растоптала каблуками своих туфель. Но она сохраняет такое спокойствие, словно не замечает их повышенного внимания. Чтобы выйти в зал, она ни в кого не превращается. Перед этими пускающими слюни мужиками появляется сама Конни. Она остается собой и в гримерке, а также после работы. Меня в гримерке и перед мужиками зовут Хани, а после работы я снова становлюсь Евой.

— Зачем тебе деньги, малышка? Конечно, если это не слишком личный вопрос. — Она, склонив голову набок, изучающе смотрела на меня своими темными, знойными глазами.

Она произнесла это очень тихо, не желая, чтобы наш разговор кто-нибудь подслушал.

Я пожала плечами.

— Надо.

Все эти танцы не оказывают на нее никакого воздействия, и поэтому ей ни за что не понять, зачем мне нужно это платье, каким образом оно может мне помочь.

— Я надеюсь, не для мужчины?

Я помотала головой.

— Ничего подобного. Я никогда не пойду на это ради мужчины.

— Никогда не говори никогда, — вздохнула Конни. — Так значит, ты хочешь зарабатывать больше? Что ж, тогда ты могла бы попробовать приватные танцы в VIP-апартаментах. Скажи об этом Адриану и другим, и они начнут направлять к тебе тех, кто этим увлекается.

— А там только танцуют? Просто делают это дольше или там необходимо полностью раздеваться? — уточнила я.

Конни смотрела на меня так долго и пристально, как будто пыталась определить, действительно я такая наивная или прикидываюсь. Я никогда не танцевала в апартаментах и впервые спросила о приватных танцах. Обычно мне хватало денег и на то, чтобы рассчитаться с клубом, и на то, чтобы заплатить за квартиру, по счетам, прокормиться и т. д. Я приходила, делала свою работу и уходила. Все остальное меня не касалось.

Она вздохнула.

— Хани, в апартаментах правил, которых мужчины якобы придерживаются у всех на виду, не существует. Как тебе известно, если мы позволяем им коснуться себя в зале, мы притворяемся, что делаем для них исключение. Там, наверху, они могут трогать тебя сколько захотят. Они могут дрочить, наблюдая за тем, как ты танцуешь, лапать тебя, хватать за сиськи. Они могут заставить тебя поиграть с собой или с ними. Некоторые девчонки соглашаются отсосать у них или… — Заметив, что на моем лице отразился ужас, она замолчала и в отчаянии уставилась на меня. — Если тебя интересует мое мнение, я думаю, что приватные танцы не для тебя, — закончила она.

— Но мне нужны деньги, — не унималась я.

Конни прикусила нижнюю губу, измазав зубы губной помадой. Я впервые видела ее такой нерешительной.

— Хорошо, но тебе придется стать гораздо жестче. Если там, наверху, ты проявишь хоть малейшую слабость, тебя сожрут заживо. И я не преувеличиваю. Сюда приходят и такие подонки, которые могут вынудить тебя взять в рот и попытаются в тебя кончить, если им покажется, что это сойдет им с рук. Одну из девочек там изнасиловали. Вышибалы стояли под дверью, но она побоялась звать на помощь. А потом эти ублюдки, хозяева нашего заведения, на нее надавили, запретив ей заявлять на насильника в полицию. Они, видите ли, опасались, что их лишат лицензии. Они сунули ей пачку купюр и фактически велели убираться вон. Что случилось с тем мерзавцем? Он продолжал приходить, но все девочки отказались для него танцевать, и менеджерам пришлось закрыть перед ним дверь. — Конни пожала плечами. — Наверное, теперь он занимается этим в других клубах.

Я прижала ладонь ко рту.

— Почему же ты продолжаешь здесь работать? — спросила я, зная, что не смогла бы работать там, где изнасиловали мою подругу.

Губы Конни снова изогнулись в горькой и мудрой улыбке. Она отвернулась к зеркалу и потянулась к кисточке, чтобы подрумянить свои щеки.

— Мне нужны деньги.

Я тоже развернулась к зеркалу и вгляделась в свое отражение. Зачесанные назад и стоящие дыбом волосы, жирно подведенные черным, синим и коричневым карандашами глаза, искусственные ресницы, кроваво-красные губы и сияющая кожа щек. Мое горло охватывал золотистый, сверкающий собачий ошейник. Мне действительно были нужны деньги. Они мне были нужны, чтобы я могла снова стать Евой.

— Мне очень не хотелось бы, чтобы ты за это бралась, — продолжая делать макияж, снова заговорила Конни. — Думаю, ты не отступишь, но знай, что я против. Я помню, как впервые тебя увидела. Я еще тогда поняла, что тебе здесь не место. Ты не создана для такой жизни, Хани. Ты слишком мягкая. Всего через пару лет ты оглянешься назад и возненавидишь себя за все это.

— Ты себя возненавидела? — спросила я.

— Я ненавидела себя задолго до того, как появилась здесь. Это место всего лишь подбрасывает мне дополнительные основания для ненависти.

— Мне нужны деньги, — повторила я, пытаясь убедить в этом не столько ее, сколько себя.

— А кому они не нужны?

«Мне нужны деньги, мне нужны деньги, мне нужны деньги», — твердила я себе, подходя после смены к Адриану, чтобы попросить его позволить мне заняться приватными танцами в апартаментах.