смотрим в глаза; когда мы близко, но не устанавливаем зрительный контакт. Он чувствует себя уязвимым, когда мы делаем так. — Но если ты не будешь водить руками по всей моей спине или щекотать меня, то должно быть нормально.

Его борода на удивление мягкая, когда задевает мою щёку. Я вдыхаю тепло его кожи, тот успокаивающий мыльный запах кедра и шалфея, на который я подсела. Моё сердце сжимается от привязанности.

— Покажешь мне?

Аксель притягивает меня ближе, заставляя прислониться к нему и уткнуться в его грудь. Держа наши ладони переплетёнными, он заводит мои руки себе на талию и говорит:

— Обними меня крепко.

Я делаю, как он просит, сцепляя ладони и обнимая его узкую талию. Моя голова покоится прямо над его сердцем. Я слышу, как оно грохочет.

— Акс, если это не…

Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, его руки обхватывают меня, одна ладонь ложится низко на поясницу, обнимая талию, вторая скользит вверх по позвоночнику, побуждая меня выгнуться ему навстречу, и ложится на мою шею.

— Хорошо? — спрашивает он.

Я киваю, лишившись дара речи. Объятия никогда не были такими сексуальными. Наконец, ко мне возвращается голос.

— Очень хорошо, — говорю я ему. — Тебе тоже хорошо?

— На удивление приятно.

Я смеюсь, но мой смех угасает, когда его пальцы запутываются в моих волосах, мягко царапая кожу головы. Ладонь на талии крепко прижимает меня к нему. Я чувствую каждую часть наших тел, так близко. Как хорошо мы подходим друг другу. Как приятно будет, когда он будет прикасаться ко мне, двигаться со мной, когда его бёдра будут так же близко, как сейчас, его руки обхватят меня. Я дышу в его свитер, упиваюсь им, а его хватка в моих волосах сжимается крепче, ладонь скользит ниже по моей спине, притягивает меня ближе.

— Ты так хорошо обнимаешь, — шепчу я.

Он стоит тихо и не шевелится, но я чувствую, что это приносит ему удовольствие. Воздух холодный, но Аксель горячий, поэтому его объятие так успокаивает, что я растворяюсь в нём. Это сила дерева, пустившего корни в почву, комфорт огня в студёной ночи. Это идеально.

И это будет у меня лишь ненадолго.

— Спасибо, — шепчу я, отпуская. И он отпускает меня.

Кончики его пальцев задевают мои, когда Аксель делает шаг назад и поворачивается к тропинке.

Я наблюдаю за ним и Гарри, пока они растворяются в темноте. А потом я захожу в дом, чтобы обнять истерично вопящего котенка дальше по коридору.

Но проходя мимо кровати и тумбочки, я замечаю, что в свете лампы белеет аккуратно вырванный листок бумаги. Я останавливаюсь и беру, видимо, рисунок, который он набросал, пока мы сидели за столом. Грейхаунд Гарри лежит на животе с безмятежной мордой, над ним чёрное небо со звёздами, облаками и полумесяцем луны. К его боку прижимается крохотный котёнок, который слегка заштрихован чёрной ручкой, чтобы напоминать серый комочек шерсти, мяукающий дальше по коридору. И на её мордочке будто виднеется широкая сонная улыбка.

Я убираю этот листочек в свой чемодан. Ещё одно здешнее сокровище, которое я никогда не хочу забывать.

Глава 20. Аксель

Плейлист: Hozier — Sunlight

У меня болит голова, и это не от вина, которое мы выпили вчера вечером. Это от того, что мой мозг превратился в автомат для пинбола и рикошетит противоречивыми мыслями. Облегчение, что мы с Руни выведем это неудобно сильное влечение из наших организмов, расстанемся друзьями, и жизнь продолжится. Беспокойство, что это скручивающее, ноющее нечто в моей груди, удвоившееся за ночь — это некое предупреждение, к которому мне стоит прислушаться.

— Ты сегодня особенно тихий, — Паркер вытирает пот со лба, пока мы сидим, привалившись к стене и отдыхаем от работы над полами в спальнях на верхнем этаже.

— Сара всучила мне вино, — говорю я ему. — Мы с Руни выпили его, и я, возможно, загнал себя в угол.

Паркер оживляется.

— Звучит многообещающе.

— Нет.

Он со стоном встаёт, потирая колени.

— Ну, я весь во внимании. Выговорись. Дело в Руни, конечно же.

Я хмуро смотрю на него.

Он фыркает и берётся за последние куски напольного покрытия, которое нам нужно отодрать.

— Знаешь, я очень хорошо не лез не в своё дело с тех пор, как ты сказал мне прекратить попытки свести тебя с людьми. А это было… — он поднимает взгляд к потолку. — Когда? Два года назад? И ну надо же, Руни случайно мельком упомянула, что именно тогда вы и познакомились.

Моя хмурая гримаса становится убийственной.

Паркер пожимает плечами.

— Конечно, я бы хотел нести добро, устроить для вас немного сводничества, раз я перед тобой в долгу, но я не буду этого делать.

— Нет, не будешь. Потому что сводить меня с моей женой — совершенно неподобающе.

Он хохочет.

— Какова ирония. Просто потрясающе.

Я на это не реагирую.

— Кроме того, — говорю я ему. — Ты мне ничего не должен.

— Нет, должен! Ты — причина, по которой мы с Беннетом встретились и сошлись.

— Это было ненамеренным и абсолютно эгоистичным, — подмечаю я. — Беннет никак не мог заткнуться про то шоу, так что я познакомил вас двоих, чтобы он от меня отстал. Я понятия не имел, что у вас сложится.

— Или что он подкатывал к тебе.

— Я никогда не знаю, когда ко мне кто-то подкатывает. Как люди вообще знают такие вещи, это за пределами моего понимания.

Паркер смеётся.

— Это было бесценно. Он так бесился.

— Пока не понял, что с тобой ему намного лучше.

Звуки людских голосов на первом этаже быстро становятся громче, портя момент. Голоса взвывают, перемежаясь хохотом и криками. Я хмурюсь.

— В чём дело?

Паркер пожимает плечами и отрывает полосу повреждённого водой напольного покрытия.

— Кто знает. Наверняка один из парней просто травит пошлые шуточки. Они ж дети. Великолепно владеют инструментами, но дети. Слушай, могу я просто спросить… почему ты так категорично против того, чтобы исследовать, не может ли быть… нечто большее с Руни?

— Потому что я практически отшельник с эмоциональным диапазоном ворчливого барсука, у которого закончилась еда, тогда как она — самая тёплая, самая любезная общительная бабочка для всех на свете, и скоро она возвращается к существованию в остальном мире. «Большее» нам даже в голову не приходило. И не придёт, благодарю покорно.

— Откуда ты знаешь? — настаивает он. — Ты говорил с ней об этом? Аксель, она буквально сияет, бл*дь, когда ты входишь в комнату.

— Я сравнил себя с барсуком по складу характера. Я не говорил, что