долго жила в целибате.

— Акс… — мой голос снова делается неестественно высоким. Откашлявшись, я пробую ещё раз. — Что ты хочешь у меня спросить?

— Я… — подняв взгляд, он спрашивает: — Ты чувствуешь это?

Я смотрю на него, моё сердце гулко стучит.

— Чувствую что?

Его большой палец скользит по нежному основанию моей ладони.

— Это… между нами. Когда мы целуемся. Когда мы прикасаемся. И то, что случилось на кухне…

— Да, — выпаливаю я, когда его ладони сдвигаются к моим запястьям. Мой клитор пульсирует, а всё моё тело так сильно изнывает по нему, что я едва могу дышать. — Да, я это чувствую.

— Ты… — он на мгновение притихает, если не считая его дыхания, которое такое же нетвёрдое, как моё. — Хочешь что-то сделать по поводу этого?

Я выгибаюсь, когда он задевает нежное местечко.

— Секс?

Он кивает.

— Мы могли бы… удовлетворить нужду. Один раз, чтобы вывести это из организма.

— Один раз? — пищу я.

— Одна ночь, — поправляется он. — Одна ночь звучит более подходящим вариантом.

— Определённо. Так и будет. Да. Я хочу этого. Если ты хочешь.

— Хочу, — говорит он, прекращая свой массаж и выдёргивая нас из эротического тумана. — Но это… тебя такое устраивает? Состоять в браке по, ну ты понимаешь, очевидно неромантическим причинам, и заниматься сексом по… также неромантическим причинам?

Слово «да» не слетает с моего рта так стремительно, как должно было, но с чего мне может быть дискомфортно? Конечно, мой интерес к нему выходит за рамки сексуального влечения, ставшего очевидным между нами. Наверное, я чувствую к нему нечто большее, чем стоило бы, но сложно не чувствовать, учитывая ситуацию, в которой мы оказались — мы вечно вместе или хотя бы поблизости, делим пространство… состоим в браке.

Я смотрю на его ладонь. На ту, на которой он носил обручальное кольцо, но теперь его нет.

— Куда делось твоё кольцо?

Он заводит руку под футболку и выдёргивает цепочку, на которой висят оба наших кольца. Сняв её через голову, он расстёгивает цепочку, затем снимает кольца.

Мы молча смотрим на ободки колец, лежащие на столе.

— Я снял его, когда приехали щенки, — наконец, говорит он.

Я беру своё кольцо, согретое его кожей, и изучаю его.

— У Уиллы я чувствовала себя голой без него.

Он проводит большим пальцем по своему безымянному пальцу.

— Нам стоит продолжить носить их. Не хочу подавать Вику какие-то идеи.

Я мягко смеюсь.

— Он безобидный.

— Хм, — Аксель надевает мне моё кольцо, затем надевает и своё. — Вот, — говорит он. — Так-то лучше.

Я смотрю на наши руки, его обручальное кольцо так близко к моему. И как бывает время от времени при виде этого кольца, меня накрывает пониманием, что я состою в браке без любви, но со страстью.

И сейчас я обсуждаю со своим мужем секс без любви, но со страстью.

Гадает ли какая-то часть меня, не может ли это стать большим, и не любопытно ли Акселю, как и мне, изведать то, что может быть между нами? Да. Но… он предложил лишь одну ночь, и я думаю, что должна уважать это. Я ведь и без того достаточно вторглась в его жизнь, разве можно требовать ещё большего?

— Одна ночь, — говорю я и себе, и ему. — Просто секс.

Он сипло сглатывает.

— Просто секс.

Я меняю положение наши рук так, что они тесно сплетаются для рукопожатия — обещание, которое в отличие от наших брачных клятв, мы дадим и сдержим. Всего лишь одна ночь секса, никаких неловких задержек потом, никакого искушения оттянуть неизбежное. Он снова будет занят, я буду держаться в стороне, а потом поеду домой на День Благодарения…

Погодите. День Благодарения. Встреча с его семьёй. Общение. К чему это нас приведёт? Будет ли нам обоим комфортно рядом после того, как мы проработаем это нечто между нами?

— Меня это устроит, — говорю я ему. — Но потом, будет ли возможно… Будет ли тебе комфортно находиться в моём присутствии? Например, если я приду на День Благодарения в дом твоих родителей, ты не будешь возражать?

Он склоняет голову набок.

— Конечно, Руни. В этом и смысл, верно? Мы двинемся дальше, и потом нам легче будет находиться рядом. Ты должна прийти на День Благодарения. Моя семья будет скучать по тебе, если ты не придёшь.

Я слегка улыбаюсь, пока его большой палец поглаживает мою ладонь.

— Значит, мы можем быть друзьями?

— Да, — его взгляд серьёзен, а ладонь такая тёплая и крепкая, пока он держит меня за руку. — Друзьями.

* * *

Аксель стоит на коврике у порога его дома, готовый пойти вверх по холму к шалашу, где он теперь ночует. Я прислоняюсь к косяку и улыбаюсь ему.

— Спасибо за ужин. И за десерт. И за кулинарный урок. Извини за взрыв картофельного супа.

Он проводит пальцем по моей косе и накручивает её кончик на палец, выглядя погружённым в свои мысли.

— Мхмм.

Гарри грейхаунд появляется из теней, хромым галопом скача по земле. Я чешу ему за ушами и наклоняюсь, чтобы поцеловать в макушку.

— Я скучала по тебе, — говорю я ему.

Пёс встаёт на задние лапы, и я обнимаю его.

— Сидеть, Гарри, — говорит Аксель.

Пёс опускается и тычется мордой в мою ладонь.

— Значит, ты смирился, да?

Аксель качает головой, пока пёс лижет костяшки его пальцев.

— Он лучше всего реагирует на Гарри. Что мне оставалось делать?

— МЯУУУУ! — визжит котёнок в студии. Уши Гарри встают торчком, после чего он идёт к той стороне хижины, где находится студия, чтобы исследовать новые кошачьи звуки.

— Что ж, — я показываю большим пальцем за плечо. — Материнство зовёт.

Губы Акселя изгибаются, так опасно близко к улыбке. А затем внезапно атмосфера меняется, пространство между нами заполняется чем-то тихим, невысказанным и неуверенным.

Это ощущается опасно похожим на… чувства. А этого не может быть. Нет, не может. Не тогда, когда мы только что согласились просто вытрахать друг друга из организма и разойтись друзьями. Тогда, может, это не чувства. Может, вот каково это — ощущать себя в безопасности с кем-то. Когда ты в безопасности, и тебя понимают.

— Ты… — я сглатываю нервозность и выпаливаю: — Как думаешь, мы могли бы обняться?

Аксель на мгновение притихает, глядя на свои ботинки, затем поднимает голову и делает шаг ближе. Его ладони скользят вниз по моим рукам, пока наши пальцы не переплетаются. Он прижимается виском к моему виску.

— Объятия для меня ощущаются немного странно, — признаётся он. И теперь я знаю, почему он говорит мне так, когда мы соприкасаемся, но не