– А дура-то эта, жует, стоит. Она мне говорит – это свинья домашняя, брат ей сказал, поросенок молодой, – Потапенко вернулся на свое место и залпом вылил в себя пластиковый стаканчик. Николаич весело заржал.

– Сереж, не надо, ты ж не ел его, тебе-то чего? – Николаич подлил и себе и Потапенко.

– А что Булгаков? – к лысому потянулся мелкий мужичонка, стоящий рядом с Николаичем, – Нехорошо у него с Христом получилось.

– Да не в том там дело было, понимаешь, грек, – лысый оценивающе посмотрел в лицо мужичонки и почему-то обозвал его греком, хотя в его лице ничего похожего не было и в помине.

– Ты про Берлиоза? – грек не отступал.

– Так они его сами значит замочили? – Николаич задумчиво вертел свой пластиковый стаканчик.

– Кто сами? – Потапенко недоуменно поднял глаза, как бы возвращаясь от страшных картин, что мелькали у него в мозгах. – Нет, Николаич, его свои хлопцы и убрали… типа… соратники по бандитизму не должны узнать о его смерти… человек пропал… типа… мало ли где он? А как к этому брат его касается… Черт его знает… – Потапенко потянулся к бутылке.

– Да, не любили бодигарды шефа, – Николаич тоже выпил и снова налил.

– Вообще, вопрос был религиозный и ради иудеев, – лысый торжественно глотнул живительной жидкости и достал пакетик с воблой, – Римляне пошли им навстречу, так как в иудейских храмах запрещалось пользоваться деньгами и, – тут он снова глотнул из стакана. Ёмкость у него был своя, принесенная, обычный граненый стакан для пива, – Там происходило какое-то шило на мыло. Что, по сути, было лицемерием. Эх, кхе-кхе, – он поперхнулся и закашлялся.

– Сергей, да выброси ты их из головы. Ну, слопали они шефа. Ну, ненавидели его, – Николаич поддовинул ему яблочко и пододвинул пакетик с томатным соком.

– И его тварь-жену, – подхватил Потапенко, – А им ни в коем случае нельзя было допустить того, чтоб шефа убили… – Потапанеко обреченно уткнулся носом в стаканчик.

– Лучше исчез, – вставил Николаич.

– 250 тысяч – слишком сладкая приманка, – взгляд следователя снова приобрел осмысленность.

– В храме платить римской монетой иудейская религия не позволяла, – лысый вдруг снова повернулся к Потапенко.

– Аркаш, курятиной закусывать будешь? – к столу подошел маленький юркий человечек, одетый в оранжевую куртку дворника. Он положил посреди стола сверток фольги. Аккуратно развернув дымящийся кулек, он отломил себе кусок голени и, завернув его в ломоть лаваша, с аппетитом откусил, – Иль побрезгуешь?

– Шеф оказался слаще, – Николаич снова заржал.

– Они ей и скормили труп, – Потапенко снова потусторонне округлил глаза и обвел всех отсутствующим взглядом.

– Да, Сереж, нехилое глумление над обоими получается, – Николаич снова глотнул успокаивающей жидкости, – А девка-то где?

– Ты говоришь про вирус Н1N5? То есть, наоборот, Н5N1, – пожилой очкарик отковырнул себе крылышко.

– Слушай, – включился лысый Аркаша, – Тебе кур жалко больше, чем людей? Куры – в первую очередь, переносчики страшного вируса, а во вторую, уже куры, живые существа и пища… – набросился он на оранжевого, – Поэтому их надо резать по беспределу.

– А куры-то чем виноваты? – дворник с аппетитом уплетал свою ножку в лаваше, – Вряд ли они все больны. Аркаш, да ты сам-то вот лопаешь. Вкусно? Я – фанат курятины. Ну, может там одна больная курочка на миллион. А их так жестоко.

– Фанат – дамковая культовая фигура, – очкарик опрокинул стаканчик, – У него и теория вероятностей другая.

– Я тебе серьезно говорю, – лысый посмотрел испытующе на очкарика, – Когда дело серьез, тогда теория вероятностей – отдыхает, – он поднял свой стеклянный граненый стакан и медленно обвел всю компанию взглядом, – Случайности в моей жизни все такие, что понимаешь, что фишки всего происходящего сейчас расставлены давно и не случайно, и думаешь, вот я, главный, почему я? Почему мне такой успех в исследовании, а потом видишь, что тебе до титула лев дутый волосинка, и все это реал!

– А что значит – лев – дутый волосинка? – Потапенко вдруг отключился от отрубленной головы.

Андрей сидел на заднем сидении своего неброского автомобиля и щелкал по клавиатуре джойбука, лежащего на откидном столике перед ним. На минуту он отвлекся, когда настойчиво зашуршал бумагой стоящий рядом факс. Он повернул голову и взял отпечатанный листок. На нем была странная, как бы вышедшая из фотошопа, его собственная фотография.

– Ну и ну. С днем рождения меня сегодня поздравляют странно, – Андрей бросил изображение на пол. На втором листочке была от руки написанная строка:

«Том Вагнер. Мать – Сильвия Вагнер – француженка. Родила в Каире в 1970 году двух близнецов. Вы – второй из близнецов. Хотите узнать больше – звоните по телефону…»

Далее шел длинный набор цифр – номер мобильного телефона.

– Шутники, – Андрей рассмеялся и поднял листочек с пола. Рассмотрев портрет, он криво ухмыльнулся и сунул послание в карман легкой куртки.

– Друг, тормозни-ка у шалмана на минуту. Пойду выпью с друзьями. Не у входа, не у входа, – уточнил он шоферу, – Вон туда, за угол заедь.

– Воооо… Какие люди! – дружным возгласом встретили Андрея стоящие за столом лицом к входу посетители шалмана.

– Днюха сегодня, я всех угощаю, – Андрей подошел к прилавку и взял три бутылки водки и пару – пива.

– Андрюха – банан тебе в ухо, – оранжевый потянулся к пиву.

– Смотри, маху не дай, – Андрей живенько раскупорил бутылку водки и плеснул себе в пластиковый стаканчик.

– Я исследую сейчас одну тему, и у меня очень получается то, что у других не получалось, и чего не смог бы сделать кроме меня никто, или мало кто, – лысый опять многозначительно обвел всех взглядом.

– Ты мне вот что скажи, мил человек, – дворник с аппетитом жевал и обсасывал куриное горлышко, – Аркаш, что это за вирус такой? Просто скажи – кур отбираем, как продразверстка какая-то. С продналогом. Так ведь нет, убивают, жгут птиц. Ну, допустим, я знаю, что если есть неделю курятину, то действует как таблетка виагры. Надо так сказать тогда, что хватит трахаться и размножаться! Иль это от жадности так лечат? – дворник ударил сжатыми маслеными пальцами по голому столу, – А то, вирус. Я прав, Андрей? – Он посмотрел на бутылки именинника.

– Дурак ты, и звать тебя никак, – очкарик с удовольствием отломал себе кусочек курицы, – Ты хоть понимаешь, что такое вирус? Вирус… слушай… это два фермента, которыми вирус цепляется за ткани нашего организма… нейзааминидаза и геммаглютин.

– Николаич, – Потапнеко тоскливо посмотрел на свой пустой стакан и толкнул его коллеге через стол.

– Ты мне вот что скажи, – Николаич налил Потапенко из вновь открытой бутылки, – как они его потеряли, и как нашли?

– Так он сбежал в Хараре от них. Ночью. В другую гостиницу. А потом, как те уехали, он следом, и по бабам, – Потапенко заржал. Потом остановился, как будто что-то вспомнил и залпом выпил стакан.