— Нет, касается. Отец не писал никаких писем леди Октавии, мистер Шеффилд. Их писал я.

Норт открыл рот.

— Вы? Вы же совсем мальчик. — Разве Октавия не говорила, что письма написаны юнцом?

— Я не мальчик. Мне скоро девятнадцать.

Норт по себе знал, что такое в девятнадцать лет быть под очарованием Октавии. Интуиция подсказывала, что юноша говорит правду. Однако оставалось еще много вопросов.

Если бы не присутствие отца, Норт схватил бы парня за грудки и шваркнул о стенку. Вместо этого он пошел на него грудью и зажал в угол.

— Ты же мог убить человека, ты — пижон!

— У меня и в мыслях не было убивать кого-нибудь! — Роберт был в панике. — Клянусь! Это не я!

Сынок графа был так напуган, что Норт, казалось, слышал запах страха, исходивший от него. Страха и стыда. Норт поверил, что парень не врет.

— Вы заставили понервничать жениха леди Октавии. Роберт хмыкнул в ответ. Норт удивленно поднял брови.

— Значит, вы полагаете, что он недостаточно хорош для нее?

Паренек расправил плечи.

— Конечно. Вы — тоже.

— Это правда. Я недостаточно хорош. — Юнец заметно удивился, когда с ним согласились. — Вы намекнули, что знаете какую-то тайну леди Октавии. О чем шла речь?

Юный Роберт с беспокойством посмотрел на графа.

— Я знаю про ее мать и моего отца. Я знаю, что ее мать была шлюхой.

Лорд Мертон свирепо глянул на сына:

— Мэгги Марш не была шлюхой.

Сжав руки в кулаки, Роберт с вызовом смотрел на отца:

— Нет, была!

— Вы можете доспорить позже, — прервал их Норт. Он сосредоточил внимание на Роберте. — Именно это вы имели в виду, когда упоминали про тайну?

Роберт кивнул. Невооруженным глазом было видно, что он презирает Норта и боится. Норт впервые порадовался, что общество сочиняет о нем всякие небылицы.

— Именно это, но вас это не касается.

— Мальчик, — предостерегающе произнес Мертон, — ты попал в передрягу. Не усугубляй свои проступки грубостью. Извинись перед мистером Шеффилдом.

Роберт опустил глаза:

— Извиняюсь.

— Незаметно, — парировал Норт. — Но мне наплевать. Однако хочется, чтобы вы знали, что леди Октавия не в восторге от ваших писем. Более того, если бы она сейчас была здесь, то устроила бы вам взбучку и ваши уши светились бы малиновым цветом.

Роберт вспыхнул.

— Итак, что вы намереваетесь предпринять? — потребовал ответа Норт. Он-то в девятнадцать нес полную ответственность за свои поступки.

Мертон сложил руки на груди.

— Будьте уверены, мой сын будет наказан, как того заслуживает. Не сомневайтесь. Во-первых, он извинится перед леди.

К чести Роберта, он не сопротивлялся.

— Да. Я не хотел огорчать леди Октавию.

— И клянетесь, что не имеете никакого отношения к стрельбе? — Норт прекрасно представлял, какой безрассудной и глупой бывает иногда молодежь. Уинтроп — его братец — прекрасное тому подтверждение.

Роберт замотал головой:

— Я посылал письма, но ни в кого не стрелял.

Его тревога была искренней, если только Роберт не был лучшим актером, чем сам Норт. Но раз Роберт не стрелял в них, тогда кто?

Харкер!

О Господи! Октавия осталась дома. Одна.

— Я сама открою дверь, Джонсон. Отправляйтесь в подвал, там что-то случилось.

Здоровяк-дворецкий помялся в центре прихожей, поскреб сияющую лысину, нахмурился.

— Все будет нормально, — терпеливо улыбнулась Октавия и подтолкнула его. — Мисс Генри позовет, если вы понадобитесь. Идите, идите.

Джонсон с явной неохотой подчинился. Покачав головой, Октавия направилась к дверям. Наверняка посетитель не будет возражать, если она поприветствует его лично. Вдобавок у Беатрис разболелась голова, и она прилегла, поэтому Октавии хотелось перекинуться парой слов хоть с кем-нибудь.

Она распахнула дверь и оказалась лицом к лицу с человеком, внешность которого была привлекательной и отталкивающей одновременно. Черты лица у него были резкими и живыми. Взгляд — пронзительным, властным. Морщины говорили об упрямстве и жестокости. Визитер подавлял своим присутствием.

У Октавии возникло странное ощущение, что они знакомы.

Он встретился с ней глазами и улыбнулся. Октавия вздрогнула. В его улыбкё было что-то хищное. На миг Октавии почудилось, что она превратилась в беспомощную муху, а он — в голодного паука.

— Доброе утро, — вежливо поприветствовал посетитель. — Я к Шеффилду. Он у себя?

Ясно, это приятель Норта. Тогда понятно, откуда это пугающее выражение.

— К сожалению, мистера Шеффилда сейчас нет дома, мистер…

— Харкер. Джеймс Харкер. — Гость одарил ее еще одной улыбкой. У него были отличные зубы, лучше, чем у многих аристократов. — Могу ли я узнать, когда он вернется? Мне очень срочно нужно с ним поговорить.

— Я жду его с минуты на минуту. — Чудовищно подозревать человека в подлости только за то, что он хочет выглядеть как представитель высших слоев. Кто она такая, чтобы судить других? Она сама выросла в театре.

Октавия отступила, пропуская Харкера.

— Может, подождете?

Он вошел. Визитер был не намного выше ее, но мускулист.

От него веяло мощью, и он знал это.

— Если вы не против, можем вместе посидеть в гостиной. Я закажу чай. — Конечно, было глупо идти на поводу у своей подозрительности, но Октавия не могла позволить Харкеру одному сидеть в личном кабинете Норта.

Оставаться с гостем наедине то еще удовольствие, но она предпочла сидеть к нему лицом, наблюдать и не поворачиваться к Харкеру спиной.

— Было бы чудесно, — откликнулся он. Посетитель говорил искренне, но его темные глаза как-то стран но блеснули. Как будто он хотел рассмеяться над какой-то шуткой, которую Октавия не поняла.

Они прошли в гостиную. Короткий путь показался Октавии длиной в несколько миль. Харкер смотрел ей в спину. Пялился на нее. Если он не прекратит, не важно, друг он или нет, ему придется уйти.

— У вас прекрасный дом, мэм, — отметил мистер Харкер, когда они вошли в малую гостиную.

Верно. Прекрасный дом. Только не ее.

— О, это не… — Октавия глянула на него и поняла, что визитер прекрасно осведомлен о том, что она здесь не живет. Ну разумеется. Приятель Норта должен знать, что тот не женат. Харкер просто проявляет вежливость. Наверняка он считает ее любовницей Норта.