– То-то и оно, – заметила она, взглянув на него вызывающе. – Ты хочешь воспользоваться мной как женщиной, чтобы утвердить свое мужское начало. Тебе нужно всего лишь временное удовлетворение.

– Черт возьми! – выкрикнул Барни, показывая на задернутую покрывалом скульптуру в углу. – Выходит, только поэтому я вылепил Венеру по твоему образу и подобию? Выходит, только поэтому я не мог придать ей лицо Карен, сколько бы ни старался уничтожить твое лицо, стереть его из памяти и начать все сызнова – с ее образа? Выходит, только поэтому ты снилась мне все эти годы – потому что мне было нужно всего лишь временное удовлетворение?

– Это… нечестно по отношению к ней, – слабо возразила Майра. – Ты принадлежишь Карен.

Он оттолкнул Майру мягко, но решительно и, целуя ее в губы, прошептал:

– Я всегда принадлежал только тебе.

Майра сжала бедра, продолжая сопротивляться.

– Это неправильно.

Она уперлась руками ему в грудь, боясь, что он возьмет ее силой. Потом ее бедра обмякли, и, точно по волшебству, холодная глиняная скульптура ожила от его прикосновения: «Восходящая Венера», порожденная его воображением, обрела под ним жизнь. Став не покорной и уступчивой, а требующей и ненасытной, как он сам, – такой, какой он ее представлял себе в своих былых фантазиях. Движения ее были настойчивые, гибкие, устремленные ему навстречу, ищущие ответной равнодействующей силы. Она пыталась взять процесс в свои руки, и он вдруг испугался, что выпустил наружу неуправляемую, безудержную энергию, – оживил Венеру, которая восстала с такой яростью, какой он от нее никак не ожидал. Это была борьба, как будто она старалась доказать, что подчинить ее не по силам ни одному мужчине на свете. Майра была сильная – и на мгновение Барни, ослабшему, показалось, что она одолеет его и оседлает сверху. Что-то внутри него хотело ей уступить, поддаться ее воле, но ему все же удалось совладать с нею – и он удерживал ее так до тех пор, пока они оба вконец не выбились из сил и не обмякли, после чего он попытался оторваться от нее.

Но Майра все равно требовала свое: она удерживала его, сжимая своими крепкими руками и ногами, пока не решила, что довольно. Она вздрогнула, вздохнула, выпустила его из объятий, будто отринув от себя, и принялась разглядывать его обнаженное тело.

– Ну что, чувствуешь себя богом? Доволен теперь?

– Ты это о чем? – Он прикоснулся к ее плечу, но она отстранилась. – Не юродствуй. Ты хотела меня так же, как я тебя. Ты все это время сдерживалась, как и я. И вот мы как будто снова возродились. Да уж, с тобой невозможно чувствовать себя одиноким.

– Не надо об этом.

– Будь ты со мной, я с радостью пошел бы в «мученики». Да хоть в легион к самому дьяволу.

Майра воззрилась на него.

– Не шути так.

– Отчего же так мрачно? Где же твое чувство юмора? Было так здорово! Давай лучше поговорим о борьбе полов…

– Грязнуля ты.

– Что ты сказала?

– И меня запачкал. Все вы, мужчины, грязнули. Вот ты и меня замарал. Тебе же этого хотелось? Овладеть мной и заразить своим грязным семенем. И как только меня угораздило оказаться здесь, в этом пристанище грязи и разврата!

Столь внезапная перемена испугала Барни – он попробовал успокоить ее, но она шарахнулась от него, схватила с его рабочего стола резец и замахнулась им, точно это был нож.

– Брось, Майра!

– Еще раз подойдешь, убью.

Барни отличался сообразительностью – и отшатнулся.

– Ладно, я больше не прикоснусь к тебе, если не хочешь. Но, черт подери, ты берешь то, что тебе нравится, и превращаешь все…

– Нравится? – злобно проговорила Майра. – Я всегда считала тебя другим, а ты такой же, как все остальные, – прикидываешься, будто веришь в то, во что верю я, и делаешь вид, что тебе это интересно, хотя на самом деле у тебя на уме было только одно – затащить меня в постель, попользоваться и унизить.

– Ошибаешься, – сказал Барни, досадуя, что все так обернулось. – И не надо меня дурачить. Тебе хотелось этого не меньше, чем мне. Может, тебе трудно себе в этом признаться, но, дорогая моя, ты сама пыталась одолеть меня и унизить. Последнее время ты только и делала, что испытывала на мне свою духовную силу, – на мне и на Карен.

– Неправда.

– Ты заявилась к нам, думая, что после аварии мы до того обессилели, что нами легко манипулировать.

– Чтоб тебе пусто было!

– Но благодаря беременности Карен стала только сильнее, а не слабее, как ты представляла себе свою сестру, натуру слабую и романтическую.

– Предупреждаю, Барни, хватит!

– И теперь ты злишься потому, что я оказался сильнее, чем ты думала, – настолько сильнее, что взял тебя вот так, запросто. Или, может, еще кто сподобился овладеть тобой точно так же? А твоему профессору хватало силенок удовлетворять тебя? Или ты всегда предпочитала быть сверху и оседлывала его, пока он не обрюхатил тебя и не посадил на иглу, чтобы избавиться от тебя.

Она швырнула в него резец – и тот чиркнул его по щеке.

– Теперь я понял свою ошибку, – сказал Барни, глянув на валявшийся на полу резец, а потом на окровавленную руку, которой он провел по своему лицу. – Я пытался запечатлеть тебя в глине. А надо было высечь в камне.

Майра спешно оделась и прошмыгнула мимо него вверх по лестнице.

Барни все так и сидел, стараясь остановить кровь и прислушиваясь к шагам Майры наверху. Надо было высечь ее из мрамора, трудно поддающегося материала, – с ним нужно было бороться, чтобы в конце концов одолеть. Жаль, что он поздновато это понял.

Чуть погодя он услышал, как открылась и закрылась наружная входная дверь, и увидел в подвальное оконце, как по дорожке идет Майра со своим фиброкартонным чемоданчиком; он провожал ее взглядом, пока она не скрылась из вида в дальнем конце улицы.

Барни подумал – интересно, что скажет Карен, когда узнает, что Майра ушла. Догадается ли, что между ними что-то произошло? Он подошел к лестнице. Но тут заметил, что все еще голый, и, вспомнив, как Майра спросила, чувствует ли он себя Богом, усмехнулся. «Будь я Богом, – подумал он, одеваясь, – влез бы в штаны обеими ногами одновременно».

Карен, как ни странно, даже не полюбопытствовала, отчего Майра уехала так внезапно. Но через пару дней, когда от нее не пришло никаких известий, Барни забеспокоился. Она вела себя как-то чудно – уж не сделала ли что с собой? Через два дня после ее ухода Барни отправился в Миссию, чтобы найти Майру и попросить у нее прощения.

Брат Лука был как будто совершенно спокоен. Майра покинула Миссию, сообщил он, и подалась в Африку.

– Как-то неожиданно, – заметил Барни.

– Да уж, – сказал брат Лука, разглядывая пластырь на его щеке, – хотя, впрочем, она собиралась туда еще несколько месяцев назад. Да вот решила задержаться в Детройте – собиралась сперва помочь вам и вашей жене. Она думала, что может быть полезной здесь, прежде чем внять своему зову.