Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Принятие этой резолюции сыграло очень важную роль. Как утверждал впоследствии Троцкий, она решила судьбу Временного правительства. По его словам, это было «тихое», или «сухое» восстание, которое «на три четверти, если не на девять десятых» обеспечило победу переворота 25–26 октября145.
Это, однако, было еще не все, так как решение пленума должно было получить одобрение Исполкома и всего Совета. На закрытом заседании Исполкома 12 октября большевистская резолюция подверглась атаке двух меньшевиков, но и здесь им не удалось ничего сделать, и Исполком утвердил решение пленума почти единогласно — за исключением этих двух голосов. Исполком переименовал новую организацию, назвав ее Военно-революционным комитетом (ВРК), и вменил ей в обязанность защиту города146.
Окончательное формальное решение было принято 16 октября на заседании Совета. Чтобы отвлечь от себя внимание, большевики представили в качестве автора резолюции о создании ВРК никому не известного молодого человека, левого эсера, фельдшера по профессии П.Е.Лазимира. Эсеры, слишком поздно понявшие значение этого маневра большевиков, безуспешно пытались отложить голосование, вероятно, чтобы собрать своих отсутствующих депутатов. Этого сделать не удалось, и они воздержались от голосования. Еще раз выступил Бройдо с предупреждением, что ВРК — это обман, что его подлинная цель — вовсе не оборона Петрограда, а захват власти. Троцкий отвлек внимание собравшихся, зачитав выдержки из газетного интервью с Родзянко, которые он трактовал в том смысле, что бывший председатель бывшей Думы (не занимавший в тот момент никакого поста в правительстве) готов приветствовать оккупацию Петрограда немцами147. В качестве председателя ВРК большевики выдвинули Лазимира, а его заместителем стал Подвойский (накануне Октябрьского переворота Подвойский был назначен руководителем этой организации)[90]. Кто еще вошел в состав Военно-революционного комитета, установить трудно: судя по всему, это были исключительно большевики и левые эсеры[91]. Впрочем, не так уж важно знать, кто был в ВРК, поскольку это была всего лишь удобная вывеска для Военной организации большевиков — подлинного организатора переворота.
Теперь Троцкий повел войну нервов. Когда Ф.И.Дан потребовал, чтобы большевики ясно сказали в Совете, готовят ли они восстание, как об этом ходят слухи, Троцкий злорадно осведомился, не для передачи ли Керенскому и его контрразведке нужна ему эта информация. «Нам говорят здесь, что мы готовим штаб для захвата власти. Мы из этого не делаем тайны»148. Однако два дня спустя он заявил, что если восстание и состоится, решение об этом будет принимать Петроградский Совет: «У нас наступление еще не назначено»149.
Хотя двусмысленность этих заявлений была очевидна, Совет их как будто не замечал. Социалисты то ли не слышали, что говорил Троцкий, то ли убедили себя в неизбежности большевистской авантюры. Действий большевиков они опасались гораздо меньше, чем возможной реакции на них справа, грозившей смести их вместе с последователями Ленина. За несколько дней до Октябрьского переворота (19 октября) Военная организация партии эсеров в Петрограде решила сохранять в случае восстания «нейтралитет». Циркуляр, разосланный ее членам и сочувствующим из гарнизона, призывал воздерживаться от участия в демонстрациях и «быть в полной готовности к беспощадному подавлению возможных выступлений черной сотни, погромщиков и контрреволюционеров»150. Из этого документа совершенно ясно, в чем руководители социалистов-революционеров видели главную угрозу демократии.
Троцкий держал Петроград в состоянии неослабевающего напряжения. Он обещал, предостерегал, угрожал, льстил, разжигал страсти. Вот как описывает Суханов типичную сцену, свидетелем которой он стал в эти дни:
«Настроение трех с лишним тысяч людей, заполнявших залу, было определенно приподнятое; все молча чего-то ждали. Публика была, конечно, рабочая и солдатская по преимуществу. Но было видно немало типично мещанских фигур, мужских и женских…
Как будто бы овация Троцкому прекратилась раньше времени — от любопытства и нетерпения: что он скажет?.. Троцкий немедленно начал разогревать атмосферу — с его искусством и блеском. Помню, он долго и с чрезвычайной силой рисовал трудную… картину окопной страды. У меня мелькали мысли о неизбежном несоответствии частей в этом ораторском целом. Но Троцкий знал, что делал. Вся суть была в настроении. Политические выводы давно известны… Советская власть не только призвана уничтожить окопную страду. Она даст землю и уврачует внутреннюю разруху. Снова были повторены рецепты против голода: солдат, матрос и работница, которые реквизируют хлеб у имущих и бесплатно отправят в город и на фронт… Но Троцкий пошел и дальше в решительный «день Петербургского Совета» [22 октября]: «Советская власть отдаст все, что есть в стране, бедноте и окопникам. У тебя, буржуй, две шубы — отдай одну солдату, которому холодно в окопах. У тебя есть теплые сапоги? Посиди дома. Твои сапоги нужны рабочему».
Вокруг меня было настроение, близкое к экстазу. Казалось, толпа запоет сейчас, безо всякого сговора и указания, какой-нибудь религиозный гимн… Троцкий формулировал какую-то общую краткую резолюцию или — провозгласил какую-то общую формулу, вроде того, что «будем стоять за рабоче-крестьянское дело до последней капли крови».
Кто — за?.. Тысячная толпа, как один человек, подняла руки. Я видел поднятые руки и горевшие глаза мужчин, женщин, подростков, рабочих, солдат, мужиков и — типично мещанских фигур… она [толпа] согласна. Она клянется… Я с необыкновенно тяжелым чувством смотрел на эту поистине величественную картину»151.
* * *
К 16 октября большевики имели в своем распоряжении две организации, номинально подчиненные Совету: Военно-революционный комитет — чтобы осуществить переворот, и Второй съезд Советов — чтобы придать этому перевороту видимость законности. Теперь они могли потеснить и Временное правительство с его военным командованием, и Исполком с его Советами. ВРК и съезд Советов призваны были провести в жизнь решение, тайно принятое большевиками 10 октября, — захватить власть.
Где-то между 3 и 10 октября Ленин вновь появился в Петрограде. Возвращение его было окутано такой тайной, что советские историки до сих пор не могут определить точную дату этого события. До 24 октября Ленин жил скрытно на Выборгской стороне и вышел из подполья только с началом переворота.
10 октября, на следующий день после того, как Исполком и пленум Совета утвердили решение о создании Комитета обороны, и, по-видимому, в связи с этим утверждением, — двенадцать членов большевистского Центрального Комитета собрались, чтобы решить вопрос о вооруженном восстании. Встреча происходила ночью на квартире Суханова, в обстановке чрезвычайной секретности. Ленин пришел, изменив внешность: гладко выбритый, в парике и в очках. Мы не можем сказать с достоверностью, что происходило на этом заседании, так как из двух его протоколов был опубликован только один, да и тот в сомнительной обработке152. Наиболее полную версию можно найти в воспоминаниях Троцкого153.