Она кое-как пристроилась на раскладушке и не заметила, как задремала, натянув на голые коленки подол безразмерной водолазки. Во сне она опять плыла — на надувном плоту — по желтым водам Хуанхэ, а рядом скользила джонка с парусом цвета персика и золочеными снастями. С джонки на Ларису смотрела пламенноликая Фрида, печально и ласково улыбаясь.

— Ты покинула меня, — сказала фламенга.

— Ты сама послала меня выполнить свою работу. Сама отправила сюда. — Ларисе лень было говорить. Ей хотелось опустить ладони в желтые воды, а глазами созерцать небеса с прицепленными к облакам пурпурными бумажными фонариками.

— Но ты не убила ее.

— Да.

— Почему?

— А тебе нужен ответ?

— Нет, — тихо качает головой Фрида. — Вот потому я и говорю, что ты покинула меня, Лариса. А я любила тебя.

При этих словах сладковатая волна возбуждения прокатывается у Ларисы внизу живота. Но она смотрит в небо и отвечает:

— Подобное — к подобному… Разве я — пламя?

Но фламенга молчит, и ее джонку относит волнами в сторону от плотика. А Лариса плывет, опустив ладони в желтые воды, и покой охватывает ее со всех сторон. И ей кажется, что кто-то играет на пипе[29]и поет негромко:

На тростниковой свирели (а есть ли такие?)

Ветер наигрывал что-то знакомое нам…

Мы пожелали друг другу семь футов под килем

И, как и встарь, разбрелись по беспечным волнам.

Странником быть — не банальность, а высшее нечто.

Наша романтика днесь — не от мира сего.

Что же нам выпадет, милый мой, чет или нечет?

Только, возможно, не выпадет нам ничего.

Встречи — от Бога. Разлуки, наверное, тоже.

Детская истина, а до чего нелегка!

Что с нею делать, когда нестерпимо похожи

Наши глаза. И так истово ищет рука

Встречной руки (не пожатье, а благословенье

На предстоящее)… Реки направятся вспять

Прежде, чем это случится! И прочные звенья

Времени нам не дано просто так распаять.

Думаешь, новое?.. Нет, это все уже было.

Нам лишь осталось прочесть эту старую вязь…

Лилии вянут, невеста светильник разбила,

Ложь, как и правда, в багряный хитон облеклась.

В мудрости многой унынья ли много, тоски ли —

Не до романтики нынче. Все правильно. Но?

Может быть, книги о радости (есть и такие) —

То, что не даст нам в конwе опуститься на дно…

…Ларисе показалось, что кто-то коснулся ее руки — там, в желтой воде. Она отдернула руку. На ладони лежала серебристо-розовая плоская рыбка с блестящими сапфировыми глазками.

— Ты умеешь выполнять желания? — зачарованно прошептала Лариса рыбке.

— Нет. — Хрупкая рыбка ответила неожиданным для ее субтильного тельца басом. — Не умею и пробовать не стану. И вообще, к вам посетитель, так что просыпайтесь.

Лариса дернулась и открыла глаза, в которых еще отражались отсветы уходящего сна. Отсветы, не более. Она вернулась в свою замечательную тюремную реальность. Хорошо, что ее не разбудили кулаком. Или бейсбольной битой. Хотя откуда в “Дворянском гнезде” может быть бейсбольная бита? Здешние гости не бегают по базам, не знают, что такое иннинг, и не гордятся своей первой перчаткой кетчера в какой-нибудь школьной команде “Даунхаус старз иглз”… Не те традиции, парадигма не та. Вот охота — другое дело.

Благородное.

Даже если охотятся но тебя.

— Да. мать, выглядишь ты как просроченный йогурт! — именно так поприветствовала узницу посетительница.

Лариса села, поджав под себя обтянутые водолазкой коленки:

— Это как понять?

— Кисло, значит, ты выглядишь, — пояснила Вера Червонцева собственной персоной. Разумеется. Кого бы еще могли вот так свободно пропустить к свежепойманной узнице?

Лариса еще раз сделала вывод о том, что ваятельница детективов и триллеров в курортной зоне второй после директрисы человек. А возможно… Возможно, и первый. Как герцогиня Мальборо при королеве Анне.

Вера оглядела Ларисину конуру и поморщилась:

— Ну надо же, какие сволочи! Нет, я этого так не оставлю! Это по какому праву они сажают в этот мешок с дерьмом мою лучшую подругу?!

— Остынь, — тихо сказала Лариса. — Какая я тебе подруга… Тебе радоваться надо, что…

— Дура, — хмыкнула Вера. — Не с чего мне радоваться. А в подруги навязываться и впрямь не стану, коль не хочешь.

— Извини, ты не так меня поняла, — начала было Лариса и вдруг неудержимо разревелась.

— Ладно, проехали. — Вера стащила со своих плеч широченную и пушистую шаль, укрыла ею Ларису. — Не кисни. Не реви. Слушай, хватит уже реветь, я сказала! А то, блин, как сяду сейчас на эту раскладушку!..

Лариса представила, как крупногабаритная Вера садится на хлипкое сооруженьице из брезента и алюминиевого каркаса, и слезы мигом убрались прочь. Лариса улыбнулась:

— Тебе здесь и сесть-то негде. Прямо каземат.

— Вот и я о том толкую! — весело завелась Вера. — Это ж беспредел полный! При учете того, что засранец Ежинский уже истребовал себе камеру семь на семь метров: с джакузи, домашним кинотеатром, бильярдом, баром, двуспальной кроватью с водяным матрацем и еще с черт-те чем!

— И что?

— Его требование удовлетворили. Спешно перестроили под камеру самое большое из отделений Дальней оранжереи. Представь: эта тварь под пальмами, сидя в джакузи, себе яйца гидромассажем полирует, а ты тут гниешь, как кариозный зуб!

— Судьба, — философически отреагировала Лариса.

— Ладно. — Вера нашла-таки, как ей пристроиться в камере — привалилась своей грандиозной спиной к двери и сказала: — Выкладывай, как все было, только быстро, потому что на свидание нам дали мало времени.

— А…

— Подслушают? Черта с два! У меня спина лучше любой звукоизоляции. “Жучков” на мне нет. И в камере их тоже нет.

— Откуда знаешь?

— Лариса, они ведь благородные существа. В какой-то мере. Поэтому считают, что всю нужную им информацию вытянут из тебя непосредственно на Суде. Красиво и благородно.

— Стоп. А предварительное расследование? В чем меня обвиняют? Мне этого не сказали!

— На Суде скажут.

— Но… Какое это, к черту, юридическое рассмотрение дела! Я же имею право вообще молчать! Вообще не являться в суд без адвоката! Кстати, где мой законный один звонок адвокату?