– Я знаю, что в субботу повела себя очень подло, – признается Элла. – Но я сделала это умышленно.

– Да ну? – усмехаюсь я.

Она подходит ко мне и садится рядом.

– Я пыталась доказать тебе кое-что.

– Что у тебя отлично получается устраивать бойкоты?

– Нет. Что твои поступки отталкивают. – Она с досадой качает головой. – Ист, о тебе заботится так много людей! Твой отец, твои братья, я, Вэл, твои товарищи по команде – все мы любим тебя.

Я чувствую покалывание в спине, как будто в меня вонзаются сотни игл дикобраза, и машинально наклоняюсь взять стакан, не сразу вспоминая, что там обычная газировка. Черт, мне нужно что-то покрепче.

Я уже поднимаюсь, когда Элла хватает меня за руку.

– Нет, – словно читая мои мысли, мягко произносит она. – Тебе не нужен алкоголь.

– Очень даже нужен!

– Каждый раз, когда ситуация становится эмоционально сложной или когда в разговоре начинают затрагивать серьезные темы, ты пытаешься отстраниться от этого, притупить свои чувства…

– Я не собираюсь выслушивать очередную лекцию.

– Это не лекция. – В ее взгляде застыло отчаяние. – Просто не хочу видеть, как ты снова напьешься и будешь разговаривать со своими друзьями так, словно они какой-то мусор…

Внезапно Эллу перебивает голос Сойера, раздающийся по внутренней связи.

– Йоу, Ист, здесь Хартли.

Я испытываю удивление и радость одновременно. Она здесь? В самом деле?

Не мешкая ни секунды, я встаю и бросаюсь к двери.

Уже на пороге до меня доносятся слова Эллы.

– Я люблю тебя, Истон, и очень волнуюсь.

Искренняя тревога в ее голосе заставляет меня задержаться. Мне не нравится расстраивать Эллу. Она из числа самых дорогих мне людей.

Я медленно поворачиваюсь к ней.

– Прости, что наговорил тебе всяких гадостей на той вечеринке, – бормочу. – Я не хотел тебя обидеть.

– Знаю. – Она ненадолго замолкает. – Просто я хочу, чтобы ты оставался рядом со мной как можно дольше, так что… береги себя.

Я беззаботно салютую ей одним пальцем.

– Заметано!

Выйдя в холл, сразу вижу Хартли, которая заглядывает в гостиную, где над камином висит мамин портрет.

– Это мама, – говорю я ей.

– Она красивая.

– Хочешь зайти?

– Конечно.

Я толкаю дверь. Эта гостиная была одним из любимых маминых мест в доме – огромная комната с двумя окнами от пола до потолка с одной стороны и камином – с другой. Когда я был здесь в последний раз, папа объявлял о своей помолвке с Брук.

– Вы с ней очень похожи, – замечает Хартли, по-прежнему не сводя с портрета взгляда своих серебристых глаз.

Я смотрю на мамино изображение.

– Мы все унаследовали цвет ее волос и глаз.

Хартли качает головой.

– Нет, еще у тебя ее овал лица и брови. У твоей мамы идеальные брови, и у тебя – тоже.

– Наверное. – Я никогда об этом не задумывался. – А ты на кого больше похожа: на папу или на маму?

И я тут же хочу забрать свои слова обратно. Она же не любит говорить о своих родителях!

– Забудь, что я спросил.

– Нет, все нормально. – Хартли пожимает плечами. – Я больше похожа на папу. Паркер, моя сестра, похожа на маму: нежная, милая.

Я фыркаю.

– Тогда, в кафе, она что-то не показалась мне нежной и милой.

И мне снова хочется прикусить себе язык. Ну зачем я продолжаю болтать что попало?

Но Хартли удивляет меня. Она облокачивается о каминную полку, поглаживая кончиками пальцев нижнюю часть рамы из красного дерева.

– Вся эта нежность – ее оружие. Ты просто побоишься разозлить ее именно потому, что она такой ангел, и будешь стремиться получить ее одобрение, любовь и внимание.

Ух ты, она как будто говорит о моей маме. Настал мой черед удивлять Хартли.

– Но ты никогда этого не добьешься, потому что она занята только собой и своими проблемами.

– Знаешь кого-то похожего?

Я указываю на портрет.

Хартли кривит красивые губы.

– Отстой.

Она поворачивается ко мне, ее руки сложены на груди, словно она что-то держит, но непонятно, что именно.

– Прости меня за тот вечер. Я просто была не в настроении и разозлилась на тебя безо всяких на то причин.

Я выдыхаю так, будто внутри меня только что лопнул гигантский воздушный шарик.

– Нет, это ты меня прости. Я давил на тебя.

Хартли поднимает руку, чтобы я замолчал.

– Давай сначала я извинюсь, а потом ты скажешь?

– Хорошо. – Я жестом показываю, что застегиваю рот на молнию.

Она усмехается.

– Мне очень стыдно, что тем вечером я повела себя как избалованный ребенок. Прости, что накричала на тебя, порвала цепочку. Это было ужасно. – Она берет меня за руку и кладет что-то на мою ладонь.

С любопытством и немалым волнением я перевожу взгляд на подарок. Это тонкий кожаный браслет с серебряной пряжкой.

– Он не слишком…

– Он суперский, – перебиваю я Хартли и протягиваю ей украшение. – Надень его мне на руку.

Ее пальцы дрожат. Мне хочется притянуть ее к себе и обнять, но лучше я подожду, пока она справится с застежкой.

Красно-коричневая кожа отлично смотрится на загорелом запястье, и мне нравится вставка из серебра.

– Классно!

– Знаю, что ты не носишь ничего, кроме часов, но…

– Он потрясающий. И больше не говори ничего, потому что этот браслет мне очень нравится, и я не потерплю, чтобы кто-то хаял его, даже ты. – Я вытягиваю руку. – Обалденно.

Хартли улыбается.

– Обалденно или нет, но я рада, что он тебе понравился. О, у меня есть для тебя еще один подарок.

– Да? – осторожно спрашиваю я, боясь испугать ее своим пылом.

– Вот он: я кое-что сделала, мои родители очень разозлились и выгнали меня из дома. – Ее пальцы рассеянно поглаживают раму портрета. – У меня есть еще одна сестра. Я тебе говорила?

Я качаю головой.

– Нет, но я видел ее фотографию в той статье, которую нашел в Интернете.

– Ее зовут Дилан. Ей тринадцать. За три года я смогла поговорить с ней только восемь раз.

Хартли умолкает. Судя по ее виду, она вот-вот заплачет.

Я делаю шаг к ней, но она поднимает руку.