Мари-Лор жалела только о том, что у нее нет времени попрощаться с Луизой. Или с Робером, месье Коле и со всеми другими, кто пытался помочь ей.

Но она должна уйти сейчас же! Даже не имея в кармане ни единого су. Может быть, она сможет получить обратно задаток в деревне от родственниц Бертранды. А может быть, и нет.

Мари-Лор не знала, куда пойдет и что будет делать. Но она твердо знала, что никто не сможет запереть ее в домике с месье Юбером и его потребностями.

Она прошла через высокую входную дверь, пересекла двор, перешла подъемный мост и направилась прочь от замка. Прочь от своих тщательно продуманных планов и надежд.

Это оказалось так легко. Так просто уйти, когда не знаешь, куда идешь. Возникает какое-то восторженное ощущение свободы, когда ты в отчаянии.

Когда твой поступок вызван самым примитивным инстинктом самосохранения, остается только один выход — это уйти.

Мари-Лор хотелось оглянуться и в последний раз взглянуть на замок. Глупо, но, спускаясь по крутой извилистой дороге, она думала, сумеет ли отыскать окно спальни Жозефа. Нет, она не обернется и даже не станет об этом думать.

Идти было тяжело. Ее ноги вихлялись в деревянных башмаках на неровной каменистой дороге. День становился все более жарким. Болела спина. Хотелось пить.

Может быть, лучше идти помедленнее, сохранить силы на длинную дорогу к деревне. Но девушка боялась замедлить шаги — в любую минуту кто-нибудь мог обнаружить ее исчезновение и пуститься в погоню.

Ох! Она поскользнулась на прогнившем корне и подвернула лодыжку. Подождала, тяжело дыша застывшим горячим воздухом, надеясь, что боль утихнет. Так и случилось. Но ей надо быть осторожнее и внимательно смотреть себе под ноги. И еще она должна прислушиваться к звукам за спиной, не гонится ли за ней кто-нибудь. Скорее всего это будет Жак. «Если я услышу его, — сказала она, — то сойду с дороги и спрячусь в придорожных колючих кустах».

«Я не вернусь, — повторяла Мари-Лор. — Мы не вернемся, — поправила она себя. — Не правда ли, Софи — или Александр? Мы будем идти, пока не найдем безопасного места, где ты и родишься, в этом можешь целиком положиться на меня».

Дорога сделала поворот, и перед глазами Мари-Лор предстали поле лаванды, виноградник и вдалеке небольшое стадо овец. Слова старинной и хорошо знакомой колыбельной зазвучали у нее в голове. «Спи, дитя, спи… не надо плакать… ягненок не плачет в своей долине, в его глазах радость, в его глазах счастье…» На мгновение ее глаза обожгли горечь и страх, и она ускорила шаги.

Не только от этого выступили слезы, но и от пыли.

Мари-Лор услышала топот. Жак бежал за ней из замка. Откуда-то от подножия холма доносился стук колес тележки. Если она сумеет сопротивляться Жаку до тех пор, пока к месту, где она стоит, не доберется тележка, то, может быть, ей помогут.

Мари-Лор оглянулась в поисках укрытия. Но она оказалась на таком участке дороги, где по обе стороны поднимались лишь холмы. До ее слуха уже доносилось дыхание Жака, и она почти чувствовала, как ее хватает костлявая рука. Чуть не свалившись в канаву, Мари-Лор повернулась и сложила на груди руки.

— Ладно, — сказал он. — Почему бы тебе не подойти спокойно ко мне, а не заставлять тащить тебя вверх по холму?

Рот Мари-Лор был забит пылью. Она плюнула ее Жаку в лицо.

— Не подходи ко мне! Не подходи, если не хочешь, чтобы я опять ударила тебя так, как это было прошлый раз, когда ты полез ко мне.

По правде говоря, она не думала, что ей удастся сделать это еще раз. На этот раз она не застанет его врасплох. Однако воспоминание о боли сделало Жака осторожным.

Черт, где же эта телега с мулом, стук которой, как ей показалось, она слышала?

Жак схватил Мари-Лор за плечи. Она попыталась ударить его коленом в пах. Но мешал ее большой живот. Он засмеялся, а затем взвыл от боли, когда она вцепилась ногтями в его щеку. И несмотря на то что она не могла ударить его в уязвимое место, деревянный башмак, нацеленный в лодыжку, имел некоторый успех.

— Сучка, — проворчал он, когда ему наконец удалось завести ее руки за спину, — шлюха аристократа и к тому же бесстыжая! Ладно, когда я затащу тебя на холм, семьдесят восемь ливров будут моими.

Оставалось только кричать. Что она и сделала с большой изобретательностью, выкрикивая в его адрес такие эпитеты, о знании которых даже не подозревала. В крике Мари-Лор звучала вся ненависть к злым людям, так жестоко поступившим с ней; гнев от того, что ее тащат вверх по холму к замку, который она больше никогда не хотела видеть.

Мари-Лор кричала так громко, что совсем заглушила скрип тележки, когда та остановилась за спиной Жака. Она так яростно сопротивлялась, что не услышала протяжный знакомый голос:

— Эй, отпусти ее, Жак, ты делаешь ей больно. Мари-Лор, не переставая кричать, повернула голову, и от изумления звук застрял у нее в горле.

— Батист?

Это действительно был Батист, которого сопровождал худой, строго одетый джентльмен с морщинистыми щеками и маленькими проницательными глазами. Он держал в руках лист плотной белой бумаги с таким видом, как будто тот обладал какой-то магической силой.

— Жан-Мари дю Плесси, — он холодно поклонился изумленному Жаку, — адвокат, состоящий на службе маркизы де Машери и ее супруга виконта д’Овер-Раймона.

— Месье дю Плесси и я как раз выясняли… — начал говорить Батист, но адвокат перебил его:

— … как обстоят дела с некоторыми финансовыми вложениями маркизы в этих местах, — сказал он, — и, кроме того, некоторые юридические вопросы. Но одновременно мы разыскивали эту молодую женщину, которая с моей помощью, возможно, пожелает возбудить судебное дело против определенных лиц за похищение, по крайней мере это так выглядит. Я взял на себя смелость, мадемуазель, — обратился он к Мари-Лор, — составить предварительные бумаги на случай, если вы захотите взглянуть на них.

Жак все еще держал руки девушки, но его хватка ослабла. Мари-Лор вырвалась и подошла к месье дю Плесси посмотреть на бумаги, которые он протянул ей.

— Благодарю вас, месье, — тихо сказала она, хотя то, что она прочитала, было всего лишь отчетом за еду и питье, которые адвокат и слуга употребили в дороге между Парижем и Провансом. — Благодарю вас, я внимательнее рассмотрю это вместе с вами на досуге, когда мы…

— Мы сделаем это по дороге в Париж, — вставил Батист, осторожно разворачивая мулов в обратном направлении.

Они с месье дю Плесси помогли Мари-Лор забраться в тележку, сели сами и начали спускаться, покачиваясь и подпрыгивая, вниз с холма, оставив Жака стоять с разинутым ртом в облаке пыли.

Если бы не сырой воздух камеры, Жозеф мог бы считать условия, в которых провел в Бастилии пару месяцев, вполне сносными. Даже не лишенными комфорта, думал он, если у вас большая камера с окном, выходящим на оживленные улицы города. И богатая жена, обеспечивающая все возможные удобства, начиная с ковров, мебели, гобеленов на каменных стенах, книг, теплой одежды и кончая грудами питательной и вкусной пищи.