Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так то крысопес, наверное, был, — сообразил Доброволец. — Солидол же рассказывал, что он тут водится. Где видел-то?
— На Сосновом. Народ, одеяла лишнего ни у кого нет? А то я его там со страху забыл...
Одеяла, увы, не нашлось. Натянул на себя все вещи, какие нашлись в гроте, накрылся полиэтиленом, да так и ворочался всю ночь, вспоминая мерзкие лапки и жуткий взгляд крысособаки.
Утром опять был дождь.
И он снова так же быстро кончился.
Вооружившись здоровенным колом, я пошел вызволять одеяло. Оно лежало там, где я его и оставил. Крысопес меня, естественно, не ждал. Намотав одеяло на руку, я осторожно пошел осмотреть место, откуда он выскочил. На нору похоже, кстати, очень. И следы лапок имеются на входе. Дырка по размеру подходящая, вполне возможно, что эта тварь до сих пор там. Безрезультатно потыкав в нору колом, я решил не испытывать терпение хищной твари и ушел, мысленно похоронив для себя эту прекрасную нычку...
Опять жутко напряжный день.
Из-за того что ночью не спал, меня нестерпимо раздражали все и всё. Без причины. Противен сам себе, провоцировал всех на ссору зачем-то. И получал ее.
Надо завязывать. И учиться контролировать свои эмоции. Ясно, что тяжело, понятно, что невыносимо, но держаться надо. Это близкие тебе люди, тебе необходимо принимать их и со всеми недостатками тоже.
Сегодня снова приехала куча севастопольских. И в том числе Костя Веселов. Привычно встали в церкви на южном склоне с Юрой и Наташей. Черт, я знал, что не надо к ним ходить, особенно захавав предварительно «каши». Но так уж получилось. Костя выдал мне три колеса тарена. И я снова взял. Сигареты, гречневая каша с тушенкой, привычное Костино гонево...
Сначала в гречке пропадает тушенка. Затем котел становится настолько огромным, что его молекулы делаются прозрачными, и котел попросту исчезает. Сбивается речь. Начинаешь фразу и не можешь закончить, так как забыл ее начало. Координация движений снова нарушена, стоять невозможно, двигаться тяжело...
Спасли наши. Пришли и забрали. Спасибо!
В Чебурашке поселились какие-то неприятные хохлы из Кривого Рога. Снобы и козлы. Хоть они меня и напоили спиртом, накормили колбасой с хлебом.
Пошел понизу на Сосновый, встретил Костика. Пошли вместе... Показал ему кое-какие заповедные места. Там же, на Сосновом, в гротах наткнулись на Пулю и некоего Бэйса. Пуля выбрился налысо! Невероятно, но прикольно. Может, и я когда-нибудь, кто знает. Бэйс — это какой-то панк-малолетка из Гурзуфа. Нудный и недалекий.
На обратном пути заглянули к хохлам. Они жрали шашлыки. Мясо. Мясо. Мы не видели живого мяса сто тысяч лет. Но они не дали нам ни кусочка.
Костик разозлился, пожелал им всех благ и сильного дождя. Дождь случился. Надеюсь, затопило, в Чебурашке же дымоход. Аккурат посередине пещеры...
Рано утром меня растолкал Доброволец, поинтересовался, который час, и предложил наведаться к хохлам в Чебурашку, поживиться чем-нибудь, пока те спят. Осторожно поднялись мы наверх, но, как оказалось, напрасно. Спали туристы рядом с рюкзаками, и слава богу, я только на это и надеялся. Уж больно не хотелось заниматься каким-то банальным воровством. Впрочем, там лежал ножик, я его и забрал. Не очень прикольный нож, но пригодится.
Раз уж встали, решили пройтись дальше. На Археологической поляне обнаружили огромную банду туристов, о которой нам рассказывали накануне. Эти добрые люди уже уходили и с радостью подогрели нас продуктами: дали консервов, хлеба, баранок и даже сала! Из костра мы выудили несколько печеных картофелин и яйцо. Добровольцу это яйцо сразу не понравилось, и он, от греха, отошел немножко в сторону, а я принялся расковыривать его ножом. Тут яйцо как рванет! На меня брызги почти не попали, а вот нож пришлось долго оттирать от тухлятины.
Зашли к археологам. Они намереваются во вторник съезжать с Мангупа, сезон заканчивается. Отдали нам два кило перловки!
Завтрак на траве, с хлебом, салом и картошкой, был великолепен. Кто рано встает, тому бог подает.
Сегодня почти все уезжают в Севастополь. Совсем сваливают Ольга Комиссар и маленький Бэйс. Доброволец, Пуля и Наталья вернутся. В общем, остались только мы с Костиком да люди из Мустанговой — Ромка, Шинель и Вика. Они, впрочем, тоже ненадолго. Андрей с другом своим из Сева тоже скипают вроде бы. А те, кто остается, они гонят, вредны для здоровья и поэтому не считаются.
К вечеру сходили с Костиком посмотреть ништяки после туристов. Нашли целую вскрытую банку тушенки, сахар, остатки варенья, хлеба, сметаны и кучу бутылок.
Вечером зачифирили в Мустанговой. Там и сидели допоздна. Мечтали о доме, о винтовой лестнице, о долгих зимних вечерах у камина и, с подачи Скрипы, о счастье длиной в бесконечность...
Позавтракали перловкой с тушенкой. После столь плотного начала дня на меня напала жажда деятельности. Первым делом я выгнал Костика куда-нибудь в гости и принялся за уборку грота. Соорудил прекрасный веник, всё подмел. Разложил по полочкам приправы, свечки, вещи. Переворошил и просушил свалявшееся сено, перетряхнул одеяла. Рингушник теперь похож на приличное место обитания добропорядочных буржуа, а не хиппи. Ничего, это ненадолго. Как только вернутся люди, весь бедлам вернется с ними.
Дни летят быстро. Рассвет все позже, темнеет все раньше, едва ли не в полвосьмого. Ночи становятся прохладными, начинаю задумываться о том, что пора перебираться в пещеру. Листва опадает, заросли редеют. Окончательно поспели орехи, терн и кизил. Животный мир тоже готовится к осени. Ящерицы почти пропали, зато активизировались олени. Ревут, гады, всю ночь напролет. Гон у них, видите ли! Да громко так ревут, спать не дают. И страшно еще, что не дай бог забредет в грот какой-нибудь возбужденный сбрендивший олень и затопчет...
Шинель, Вика и Ромка сегодня вроде как сваливают. Костик узнал, что у них есть восьмой том Кастанеды и, вскочив с первыми лучами солнца, побежал его читать. А они уезжать обломались — приехали люди, которых они ждали: Ванька, Кирилл и Вика.
По плато бродила огромная толпа туристов, человек тридцать, не меньше. Я конструировал самокрутки и исподлобья за ними наблюдал, так, на всякий случай.
Спустился в храм Кибелы, залез в пещерку — полежать в тишине, покурить. Слышу — спускаются. Экскурсовод гонит какой-то несусветный бред.
— А это, — говорит, — дом мангупца. Усталый мангупец приходил сюда, к себе домой...
— А-а-а-а, — заорала какая-то психическая туристка, увидев притаившегося на сене меня.
— А вот, кстати, и он, — не растерялся находчивый экскурсовод.