Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я заглушил двигатель и медленно выбрался из машины. Что за позы мы принимаем за рулем! Впрочем, нет, это просто оправдание. В молодости никогда не ощущаешь этой раздражающей, упрямой медлительности в мышцах. Если живешь полной жизнью или, по крайней мере, занят делом, обычно нет причин думать о подступающей старости – то есть, до тех пор, пока подобные мелочи не начнут похлопывать вас по плечу, напоминая о себе. Я как раз прикрыл глаза и, подняв над головой руки, потянулся, когда неожиданно услышал:
– Хотела тебя пощекотать, да передумала.
Я открыл глаза и уронил руки. На сей раз все на ней было зеленовато-голубым: зеленовато-голубой спортивный костюм, не менее чем в пяти местах украшенный надписью «Райдер-Колледж», и зеленовато-голубые кроссовки.
– А, привет! Давненько не виделись.
– Ни к чему было. Пока ты все делал превосходно. А взять этого человека на роль Кровавика и пригласить актеров из твоей труппы – вообще просто великолепная идея.
Я прислонился к машине и скрестил руки на груди. Солнце находилось за моей спиной, поэтому она не только была вынуждена смотреть на меня снизу вверх, но, чтобы разглядеть меня, ей еще и приходилось щуриться.
– Как ты здесь оказалась? Приглядываешь за мной, что ли?
– Нет. Впрочем, да, что-то вроде этого. Я явилась сказать тебе, чтобы ты не ездил в Браун-Миллз.
– Почему?
– Потому что там ничего нет.
– Тогда почему я не могу туда съездить?
– Можешь, но… просто не теряй времени зря. То, что тебе нужно, не там. Оно в Калифорнии.
– А если я не послушаюсь тебя и все же поеду?
– Слушай, ты веришь в то, кто я такая?
Я задумался об этом, а тем временем воздух наполнял доносящийся с шоссе низкий мощный гул машин. Маленькая беременная девочка в спортивном костюме, с засунутыми в карманы руками и прищуренными от солнца глазами.
– По дороге сюда я понял, что не доверяю пленкам Фила.
– Это тебе решать.
– И у меня нет никаких оснований верить тебе.
– Согласна. Но в таком случае ты должен меня бояться. В любом случае, ты должен закончить этот фильм.
– Почему?
– Потому что ты хочешь спасти жизни все еще дорогих тебе людей. Только это ты считаешь злом, Уэбер – страдания или смерть тех, кого ты любишь. Проблема в том, что ты знаешь, как мало их осталось. Ты надолго забросил все, включая и друзей. Теперь же ты понимаешь, что пора перестать думать о себе и что-то сделать для них.
Можешь быть уверен, что, если ты не закончишь этот фильм, Саша и Уайетт обязательно…
– Не смей мне угрожать!
Как, должно быть, странно и отвратительно все это выглядело со стороны: мужчина, которому явно за сорок, орет на маленькую девочку в голубом спортивном костюмчике и грозит ей пальцем на стоянке Где-то-Там-в-Нью-Джерси.
– Я не угрожаю. Я говорю тебе правду. Они умрут. И от меня это никак не зависит. – Теперь в ее голосе звучала настоящая мольба.
– А что от тебя зависит?
– Ничего – до тех пор, пока ты не закончишь фильм. Тогда сам увидишь.
Мне хотелось сказать что-нибудь еще, но что? Мы, как два задиристых мексиканца еще несколько мгновений смотрели друг на друга, потом я снова сел в машину. – Я еду в Браун-Миллз. Хочешь со мной?
Она отрицательно покачала головой.
Я кивнул и вдруг, непонятно почему, улыбнулся.
– Неплохая могла бы быть сцена для фильма, не так ли?
– Я больше туда не поеду. Я попросила его взять меня туда с собой, чтобы увидеть все собственными глазами. Браун-Миллз – это место, где он повзрослел. В то лето он впервые увидел мертвецов и познакомился со своей первой девочкой, – она состроила стервозную гримаску, – Китти Уилер. – Такая дуреха! После этого я оказалась ему не нужна.
– До тех пор, пока он не начал снимать свои «Полуночи».
– Только последнюю. – Она потерла живот и взглянула на него. – Послушался бы меня, так ничего этого просто не произошло бы! Что ж, съезди и сам посмотри! Городишко – настоящая дыра!
Она повернулась и рысцой припустилась прочь по стоянке, как поступают дети, когда переменка кончилась, и они боятся, что если не поторопятся, то опоздают на урок.
Вылезая из машины в Нью-Йорке десять часов спустя, я чувствовал себя, как Железный Дровосек из Страны Оз до того, как Дороти нашла масленку. Я расплатился и пошел прочь, но тут один из служащих окликнул меня и сказал, что я забыл свои открытки. Я вернулся за ними: три открытки с видами Браун-Миллз, штат Нью-Джерси. Больше я оттуда ничего не привез. Спросоня была права – жаль, что мы со Стрейхорном не прислушивались к ее словам.
Это был мой любимый час –
Полночь –
тот чудный час, когда
отчаянно сопротивляющийся день
уже проглочен,
и в пасти ночи
скрывается кончик
его хвоста.
Коулман Дауэлл «Отец мой был рекой».
К безработному актеру является дьявол. Если договоримся, я сделаю тебя величайшим из киноактеров всех времен и народов. Красивее, чем Кларк Гейбл , сексуальнее, чем Пол Ньюман …
Понял, понял – отвечает актер. – Но я-то что для этого должен сделать?
– Отдай мне свою душу. И еще души своих матери, отца, жены, детей, братьев, сестер, дедушек и бабушек.
– О'кей, о'кей – говорит актер. – Вот только никак не пойму, в чем же тут подвох?
Отличный анекдот. Его мне рассказал Мэтью Портланд незадолго до того, как ему на голову свалилась машина. Отличный анекдот, но только в действительности все обстоит по-другому. Тебя не спрашивают, хочешь ли ты больше – тебя спрашивают, хочешь ли ты с большей пользой использовать уже имеющееся.
Пусть Уэбер и другие говорят, что хотят, но первая «Полночь» была очень хорошим фильмом.
Другие – нет, допускаю, но та – первая – свое дело сделала. Прежде чем написать первое слово на бумаге, я несколько месяцев расспрашивал людей о том, чего они больше всего боятся. Вы и представить себе не можете, насколько скучны страхи большинства людей: не хочу умирать, боюсь заболеть, не хотелось бы терять то, что имею.
«Полночь» имела такой шумный успех именно потому, что в то время у меня появилась сногсшибательная идея, не было ни малейшего представления о том, как писать сценарий, и сознание того, что, если я попытаюсь, то ничего не потеряю. Одни люди создают лучшие свои вещи, когда уверены в себе, другие же – когда нет.
Уэбер представляет себе цепочку событий следующим образом: я был самым настоящим ходячим психом, благодаря как постоянным неудачам, так и злоупотреблению жесткими наркотиками со своей тогдашней подругой. Но, к счастью, в это время я познакомился с Венаском, и он спас меня. Возвращенный с самого края пропасти, я получил возможность прочистить свою голову и начать работать над проектом, который, в конце концов, сделал меня знаменитым.