— Ничего себе! Ну, вы даете!.. — Ян Лооз был поражен смелым поступком лекаря. Он крепко пожал ему смелую руку. Значит, была права эта чертовка Ярына «Подкова». Они все живы! И все рядом! И после счастливого спасения, Ян Лооз коротко перерассказал лекарю о своей встрече с «Гонтой». То есть «Белым Всадником».

— Так откуда они выползли наружу? — поинтересовался у лекаря Ян Лооз.

— Представьте, что один из входов в подземелье — это заброшенный колодец за Флоровским монастырем. У самой горы. В него давно никто не заглядывал. Колодец этот, кажется, не чистили со времен короля Владислава. Туда монахи регулярно сбрасывают всякое дерьмо. А там, оказывается, один из проходов вглубь горы! Один из мальчишек, пока они шли назад, разматывал длинную веревку. Он так ее и бросил там… И по ней можно попробовать туда попасть и найти…

— Похитителя?!

— Да! Ведь им также повезло, как видимо и мне! Они напали на него! Неожиданно! Он там, связан! Может он уже убежал, а может и умер от удара. Они его оглушили обломком старого кирпича!

— Это «Ангел»? — уточнил пан воеводский писарь.

— Я не знаю! Они говорили, что у него нет части руки, а вместо нее — какая-то страшная железка! С пятью металлическими пальцами!. Одного, кстати, не хватало!.. — и лекарь достал платок и еще раз продемонстрировал отломленный коготь…

— А! Теперь нам понятно, что же это было! Это часть его жуткой руки.

— Именно так!

— Я доберусь до тебя, мерзавец! — четко произнес пан воеводский писарь. — Тебе конец!..

— Детей мы нашли! А это главное! — успокоил его Андрей Коршак.

— Осталось выяснить, кто и зачем убил пана подкаштеляна Пясоту!

— Выясним! Скоро выясним. Но у нас еще есть несколько дел…

… Утром древний Киев засыпал мокрый снег. Гончар Тимко Малый вышел на свою улицу, сгреб первый снег в грубые ладони и стал умылся им. Он поднял глаза к небу, начал читать молитву.

— Чтобы Господь Бог не обошел своей благодатью и милостью нашу Гончарную улицу, наш Нижний Город и чтобы он вернул сына — Ясю!

Тимко Малый был весь в своих мыслях. Он даже не заметил, как скрипнули деревянные колеса у проезжающей телеги. Она остановилась. С нее спрыгнуло двое. Один взрослый, другой совсем ребенок. Взрослый спрятал пока мальчика к себе за спину.

Гончар заметил знакомую фигуру и прищурил больные глаза.

— Снег наконец-то пошел в нашем благословенном Киеве, пан воеводский писарь! Первый снег пошел! Он скроет скоро все мои глубокие раны!.. — грустно прокричал гончар Тимко Малый.

Ян Лооз сделал шаг в сторону и гончар увидел маленькую знакомую фигуру, закутанную в какое-то толстое покрывало. Всю вонючую одежду мальчика пришлось сжечь в печи. Яся крикнул: «папа!» и ринулся в объятия отца!

По небритых щеках Тимка Малого катились мелкие мужские слезы.

— Я верил! — он вдруг стал креститься, — я верил вам, мой светлейший пан! Спасибо!

Тимко Малый упал на колени и хотел поцеловать руку Яну Лоозу. Тот сжал кулак, пригрозил ему и здесь гончар увидел предупредительную надпись на правом запястье на чужом языке:

«Нет Бога, кроме Аллаха!..»

— Не стоит! Поднимись с колен, Тимко! А благодарить будешь не мне, а нашего пана лекаря! Это он у нас отважный человек!

— Хорошо, пан воеводский писарь! Спасибо Вам!

— Прощайте! А сын у вас, смелый мальчик! Будущий воин, настоящий смельчак! Научите его своему ремеслу и отдайте обучаться военному делу в воеводскую школу! Он там себя точно через несколько лет проявит!..

Пан воеводский писарь Ян Лооз крепко пожал им руки, запрыгнул на телегу и уехал…

… Через несколько часов они с лекарем Коршаком, десятником и несколькими вооруженными стражниками были у колодца возле Флоровского монастыря. Ян Лооз давал распоряжения.

— Так. Ждите меня, пока я не появлюсь. Это все!

— Слушаемся! Может мне с вами? — поинтересовался лекарь Коршак.

— Нет! Там узкие проходы, мы там можем застрять навсегда! Сын гончара подробно рассказал, что там и как. У меня несколько факелов, я постараюсь найти его…

— Помните, пан воеводский писарь, этот мерзавец нужен нам живым! Он — ценный свидетель! — попросил Яна Лооза десятник стражников.

— Я постараюсь, панове!

Пан воеводский писарь спустился по гнилой лестнице в колодец, зажег огнивом факел, ему нужно было сильно наклониться, чтобы попасть внутрь лаза. На земле он нашел конец длинной веревки, которую разматывал один из маленьких узников…

… Сколько Ян Лооз пробирался по узким перелазам никто не знал. Пан воеводский писарь уже порядочно перемазався в глине с ног до головы. Он, то поднимался вверх, то опускался вниз. Вскоре он вдали увидел слабое-слабое мерцание. Еле-еле. Факелы на стенах понемногу стали гаснуть. Где-то капала вода. А туда ли попал Ян Лооз?

Он свистнул в абсолютной тишине. И здесь он услышал какой-то звериный стон. Ян Лооз стал приближаться к глухой стене. Рядом стояла брошенная тележка. Пан воеводский писарь посветил и увидел связаннее, лежащее тело.

Горбун почувствовал, что рядом кто-то есть, поэтому стал шевелиться…

… Ян Лооз развернул его к себе. На него уставились нечеловеческие глаза, которые не видели дневного света почти 30 лет!

— Я вернулся из мира живых! Отдать тебе долг, Ангел Серафимий!

Пан воеводский писарь зажег и закрепил на стене еще один принесенный с собой факел. Он достал из кармана железное клеймо и долго грел его на огне… А пока грел, он вытащил изо рта вонючую тряпку и стал расспрашивать горбуна…

… Потом Ян Лооз разорвал вонючий жупан этого существа и отбил у него на левом плече «руку с арбалетом» — старый герб Киева. Затем пан воеводский писарь достал из принесенного мешка цепь и кандалы, одел горбуну на грязную шею, связал руки и потащил эту крысу за собой по узкому лабиринту…

… Под землей слышалось чье-то печальное бормотание. Словно кто-то пел грустную песнь. Это Ян Лооз затянул старую известную «думу о казаке Байде»:

… В двери покоев к пану воеводе Адаму Киселю осторожно постучали.

— Войдите! Прошу!..

Дверь скрипнула и открылась. В покои зашел начальник замкового караула Юстин Левский. Он с довольным видом доложил о визите пана воеводского писаря. Обычно, он не делал никаких докладов, но тут решил и сам приобщиться к делу о раскрытии преступлений. Поэтому он торжественно произнес, а воевода Кисель только махнул рукой: