Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О! — задохнулась я от подобного натурализма. Перспектива стать начинкой в сдобном пирожке меня потрясла до глубины души. — Де Сада, что ли, начитался? Ну, прощай. Некогда мне с тобой разговаривать…
В прихожей кто-то заковырялся в замке, дверь отворилась, и вошли Эванжелина и Лена. Интересное сочетание, подумала я. Сказочно прекрасная, богатая похитительница зеленоглазого секс-вундеркинда и скромная, трудолюбивая Золушка. Во взгляде последней читалось твердое намерение не отдавать своего будущего первого мужчину коварной американской соблазнительнице.
— Столкнулись в подъезде, — объяснила Эванжелина, робко сторонясь суровой Елены.
Вряд ли она боялась оказаться побитой, но, видно, совесть ее слегка мучила.
— Таня, посмотрите! — Лена протянула мне листок бумаги. — Я читала «Красное и черное», книгу взяла у Даши, и нашла вот эту записку…
У Дарьи мания складывать любовные послания в художественную литературу. Я развернула бумажку.
«Виктору — 5000 долларов. 13 августа вернет 6000».
Это было написано среди кружочков и завитушек, так, словно Даша машинально черкала ручкой на листке, разговаривая по телефону или думая о чем-то.
— А тринадцатого числа мы последний раз ее видели! — возбужденно заговорила Елена. — Но откуда у нее такие деньги?
Я стояла с видом сосредоточенным и самоуглубленным, и, чтобы полностью сейчас походить на Шерлока Холмса, мне не хватало только трубки.
— Что-то новенькое нашли? — заискивающе поглядывая на Лену, спросила Эванжелина. Она выползла из спальни, где сменила трикотажное платье на просторный халат в африканских мотивах. — Хотите, я поставлю чай? У нас есть… белоснежная идея фирмы «Ферреро» — «Рафаэлло». — Она достала из-за спины золотисто-белую коробку с шариками миндального печенья.
— Давно бы уже поставила, болтушка, — ответила я, недовольная, что меня оторвали от размышлений галактической важности. — Бегом давай.
За столом Эванжелина, не встречая колкостей или язвительных замечаний со стороны молчаливо страдающей соперницы, разболталась. Любая другая женщина, которая извергала бы потоки слов с таким усердием, была бы тут же причислена к категории невыносимых созданий, удобоваримых лишь с солидным резиновым кляпом во рту. Но на Эванжелину это не распространялось. Звуки ее нежного голоса, яркие губы, которые в процессе монолога принимали форму то бантика, то дудочки, то бублика, удивленные глаза — все это действовало как дурман. В конце концов даже Лена перестала хмуриться и улыбнулась.
— Эванжелина! — вдруг заорала я. — Это что же такое творится! На подоконнике лежала книжечка «Убийство Распутина», и на раскрытых страницах высилась горка семечной кожуры. Неаккуратное обращение с книгами моментально превращает меня в разъяренного птеродактиля, которому подпалили хвост.
— А что? Вот у нас в Америке: вырываешь из какого-нибудь сочинения десяток страниц, а потом в пробке на дороге читаешь. Не тащить же с собой целый фолиант! — невинно возразила Эванжелина.
Я едва удержалась, чтобы не надеть ей на голову коробку от «Рафаэлло». Лена отряхнула книгу и прочитала название:
— «Убийство…» Как вы думаете, Дашка еще жива?
Мы помолчали. Потом книговредительница снова открыла рот:
— Ой, там так интересно… Но страшно. Бедного мужика убивали в сорок шесть приемов: и ядом травили, и стреляли в него, и в прорубь кинули, а он все еще был жив! Я сначала читала как детектив, а потом подумала: ведь это он, Пуришкевич, сам и убивал. Убивал человека. И каким бы плохим этот человек ни был, как можно все так хладнокровно описывать? Я бы не смогла описать, как…
Я устрашающе зыркнула на Эванжелину. Еще не хватало, чтобы она начала распространяться о событиях годичной давности. Эванжелина, уловив мой запретительный взгляд, сдавленно замолкла. Елена спросила разрешения взять книгу: ей захотелось прочесть.
— Вы не волнуйтесь, семечки на ней я грызть не буду, — успокоила она, бросив в сторону Эванжелины уничтожающий взгляд.
Это было единственное выражение неприязни за все время визита. Эванжелинка, доедавшая последнее миндальное печенье с грустным видом маленького бегемота, которому служитель зоопарка забыл долить воды в бассейн, конечно же ничего не заметила.
В прихожей снова зазвенел звонок. Я открыла дверь и увидела Антрекота, из-за лохматой спины которого заинтересованно выглядывала полосатая кошечка с ультражелтыми глазами.
— Так, — протянула угрожающе я и осеклась: взгляд Антрекота ясно дал понять — одно слово против его юной наложницы, и я больше никогда не буду просыпаться по утрам, ощущая пяткой щекотание его влажного носа. Он соберет в чемодан банки с сардинами и килькой в томате и покинет этот дом навсегда.
— Вроде бы раньше у вас был только один кот, — заметила Елена, выходя на лестничную Площадку.
— Кот-то один. Но сколько к нему бесплатных приложений. Антрекот порядочный, конечно, не мог не жениться! — зло прошипела я.
Полосатая сожительница с невозмутимым видом прошла на кухню.
— Теперь еще и эту вот кормить, — добавила я возмущенным шепотом, боясь, что услышит Антрекот.
— Киски, — восторженно завопила на кухне Эванжелина, — сейчас я вас покормлю!
Да, там, где я бунтую и возмущаюсь, моя подруга радостно принимает жизнь во всех ее проявлениях.
* * *
Кукурузные торговцы испарились со своей территории у ресторана «Ночное рандеву». Очевидно, мои мудрые советы по части ненавязчивой рекламы стали последней каплей в чаше их невезучести, и кукурузники окончательно обанкротились.
Мы с Эванжелиной прохаживались туда и обратно, ожидая появления Виктора.
— Давай еще раз сходим, посмотрим, как он танцует. Мне понравилось. Очень, — говорила Эванжелина. Она надела просторную фуфайку в матросском стиле и короткие белые шорты с золотыми пуговицами-якорями по бокам, и уже по крайней мере пять проходивших мимо мужчин едва не свалились на раскаленный асфальт, пытаясь как можно дольше удерживать в поле зрения голые коленки и фигурно очерченные лодыжки Эванжелины.
— А что, если он снова улизнет? — размышляла я. — Надо было захватить с собой Андрея.
Появился Виктор и направился к «опелю». Я решительно преградила нервному стриптизеру путь своим худым и слабым телом. То, что этот ненормальный согласился пройти с нами в соседнее с рестораном летнее кафе, — целиком заслуга Эванжелины. Виктор несколько секунд откровенно разглядывал ее милое лицо, круглый, как дынька-колхозница, бюст под тонким трикотажем и загорелые ноги. А потом с высокомерным видом позволил увести себя под полосатые тенты забегаловки.
Мы разместились в удобных креслах из итальянской пластмассы, перед нами возникли вазочки с шоколадным мороженым, и Эванжелина тут же принялась есть — словно мы сюда именно для этого и пришли.
— Ты должен рассказать нам о своих отношениях с Дашей, — с разбегу выпалила я.