— Все происходит следующим образом, — говорил туланец. — Когда наши полицейские узнают об очередном загадочном преступлении, они прибывают на место и хватают первого встречного. Просто любого прохожего, который случайно оказался рядом. Если дело происходит не на улице, а, скажем, в доме или другом закрытом помещении, где нет ни одной живой души, подозреваемым будет объявлен ближайший родственник или супруг жертвы — если речь идет об убийстве или нанесении увечий. Если родственников нет, обвинят любого соседа, да и дело с концом…

— Ну, если речь идет всего лишь о нанесении увечий, тогда, наверное, никаких подозреваемых не надо? — перебила его я. — Пострадавший скажет, кто на него напал, и…

— Что скажет пострадавший, это наших полицейских совершенно не интересует. Они с ним и разговаривать не станут, разве что спросят, нужна ли помощь. Их дело — сцапать подозреваемого и отвести его в суд. В зависимости от тяжести и сложности преступления, суд определит срок, в течение которого подозреваемый обязан оправдаться, то есть найти и поймать настоящего преступника и более-менее убедительно доказать на очередном суде его виновность. Подозреваемому в убийстве обычно дают много времени на поиски: полгода или даже год. Если же речь идет, скажем, о карманной краже, больше полудюжины дней не допросишься. Кроме того, суд определяет сумму, которая будет выдана подозреваемому на связанные со следствием расходы. Скупиться, в общем, не принято: государство и без того неплохо экономит на жалованье тысяч бездельников… Если подозреваемый не сумеет найти преступника, накажут его самого, по всей строгости закона. Впрочем, когда дело совсем плохо, можно просто быстренько собраться и уехать из Тулана: пока срок, отпущенный на оправдание, не истек, никто не имеет права помешать вашему передвижению. Некоторым приходится удирать — если, скажем, речь идет об убийстве. Добровольное изгнание — не сахар, но все лучше, чем девяносто лет каторжных работ…

Мелифаро толкнул меня локтем в бок.

— Здорово, да? Какая, должно быть, у людей жизнь интересная!

— По мне, так просто чудовищно.

Ситуация, описанная нашим гостем, казалась мне вершиной человеческого идиотизма. Так глупо, что даже смеяться над этим не хочется. Разве только плакать.

— Понимаю ваши чувства, — вежливо сказал туланец. — На первый взгляд действительно кошмар и беззаконие. Но вы не представляете, чем это оборачивается на практике!

— И чем же? Половина населения в изгнании, другая — в тюрьме, и только преступники ходят по улицам с гордо поднятыми головами?

— По моим сведениям — а это отнюдь не парадная официальная статистика, — только одно преступление из дюжины остается нераскрытым, — торжественно объявил он. — Да и это происходит за счет мелких, пустяковых преступлений, где проще заплатить штраф, чем хлопотать.

— Как такое может быть? — изумилась я.

— Ага-а-а-а, то-то же! — хором сказали Мелифаро с Нумминорихом. — Вот и нам интересно!

— Просто ты вошла в тот самый момент, когда сэр Лай собирался растолковать нам причины столь парадоксального положения дел, — объяснил Шурф. — Я, конечно, и прежде знал об особенностях туланского законодательства, но по сей день не понимаю, почему столь иррациональная система оказалась эффективной.

— Да просто потому, что человек, которого приперли к стенке — а что может быть хуже перспективы расплачиваться за чужое преступление? — способен перевернуть мир, лишь бы избежать неприятностей и заодно отомстить их истинному виновнику, — объяснил наш гость. — Во всяком случае, он будет действовать с куда большим рвением, чем государственный чиновник, которому уже с утра хочется поскорее вернуться домой — если, конечно, в этот день не выдают жалованье. Собственно, двести лет назад, когда наше правительство приняло решение уволить всех сыщиков до единого и установить нынешние порядки, Тулан был довольно неприятным местом. Ладно бы контрабандисты, от них простым людям только польза, но жуликов, карманников и просто ворья всех мастей было больше, чем честных граждан, а ставить на дверь меньше дюжины заколдованых замков, которые наши купцы тоннами возили отсюда, из Ехо, решались только нищие, у которых и взять-то кроме гнилых половиц нечего. Вот так усердно они работали, наши государственные сыщики, любо-дорого вспомнить!

— Ну ладно, пускай, — вздохнула я. — Но расследовать преступление — это все-таки целая наука. Не может первый попавшийся дядя с улицы ничего расследовать! Вот, помню, у меня однажды квартиру обокрали. Ничего особенного, вынесли кучу дорогих безделушек… Я вроде бы не простая домохозяйка, а Мастер Преследования; говорят, не самый плохой, к тому же не первый год в Тайном Сыске — и что? Как только выяснилось, что у вора нет следа, на который можно встать, мне пришлось звать на помощь коллег. И между прочим, впятером — вдумайтесь, впятером, во главе с сэром Джуффином Халли! — с этим делом едва справились.

— Ну, положим, вы были не в отчаянном положении, а потому и не сделали все, на что способны, — возразил Трикки Лай. — Хотя нам в некотором смысле все же проще живется: это у вас тут все колдуны, причем каждый второй — бывший Магистр какого-нибудь могущественного Ордена, а у нас, на Черухте,[6]хороший знахарь — редкость и даже Безмолвной речи не все обучены. Зато и преступники — просто обычные люди, как правило, не слишком умные.

— Но и подозреваемые — простые люди, тоже не всегда слишком умные, — не сдавалась я. — А искать труднее, чем прятаться, разве нет?

— Пожалуй, так, — согласился он. — Но вы не даете мне сказать главное: такого количества частных сыщиков, как у нас, нет больше ни в одной стране Мира. Все квалифицированные специалисты в нашем деле остаются до первой неудачи, никто не станет рисковать, связываться с сыщиком, чей клиент загремел в тюрьму. А мы, наемные подозреваемые, можно сказать, элита этого цеха. Нас нанимают в исключительных случаях, обычно когда речь идет об убийстве. Услуги наши стоят гораздо дороже, зато и работаем мы на совесть. И самое главное — безопасность клиента гарантирована с самого начала. Мы рискуем только своей задницей; найдем мы преступника или нет — никого, кроме нас, не касается.

— А как вы это устраиваете? — спросил Мелифаро. — Сам же сказал: ваши полицейские хватают первого попавшегося…

Он возбужденно подпрыгивал в своем кресле, пожирал глазами нашего туланского коллегу и вообще вел себя как в старые добрые времена. Я с трудом поборола желание запустить в него пустой кружкой. Или даже полной — чего мелочиться-то? Не так уж много радостей у меня осталось.

— Обычно происходит так: если человек находит труп, он постарается сделать все возможное, чтобы оказаться как можно дальше от этого места. Но если это труп вашего ближайшего родственника или соседа — ну, то есть когда велика вероятность, что подозреваемым объявят именно вас, есть смысл не только тихонько улизнуть с места преступления, но и вызвать специалиста, который согласится посидеть рядом с мертвецом до прибытия полиции, а потом сам будет выпутываться из неприятностей.