С Беккой понадобились годы. Она всегда скрывала основную причину своих горестей, даже от школьной подруги Агнес. Пришлось ждать, пока установится надлежащее доверие.

Агнес в конце концов и задала вопрос. Я здесь называю их прежними именами – Агнес, Бекка, – поскольку так они зовут друг друга между собой. Их преображение в совершенных Теток еще не свершилось, и это мне приятно. Впрочем, если копнуть поглубже, не совершенен никто.

– Бекка, что с тобой произошло? – как-то раз спросила Агнес, когда они вдвоем изучали Библию. – Ты почему так сильно против брака? – (Молчание.) – Я же знаю: что-то было. Ну пожалуйста, ты разве не хочешь поделиться?

– Я не могу.

– Я никому не скажу, честное слово.

И затем все осколками и обрывками вышло наружу. Гнусный доктор Гроув не просто лапал молодых пациенток в стоматологическом кресле. Об этом я знала уже некоторое время. Я даже собрала фотографические доказательства, но оставила их без движения, так как показания девушек – если от них и можно было добиться показаний, что в данном случае было мне сомнительно, – почти или же совсем не будут учтены. У нас в Галааде, даже когда речь идет о взрослых женщинах, показания четырех свидетельниц приравниваются к показаниям одного мужчины.

Гроув на то и рассчитывал. И вдобавок мужик самоуверен, как Командор: прекрасный стоматолог, а профессионалам, умеющим избавлять от боли, сильные мира сего дают немалую свободу. Врачи, стоматологи, адвокаты, бухгалтеры: в новом галаадском мире, как и в мире старом, им зачастую прощаются грехи.

Но то, что Гроув сделал с юной Беккой – еще маленькой Беккой, а потом Беккой постарше, но все же совсем юной Беккой, – это, на мой взгляд, требовало воздаяния.

На саму Бекку в этом смысле надежды не было. Она не даст показаний против Гроува – в этом я не сомневалась ни секунды. Ее разговор с Агнес мои подозрения подтвердил.

Агнес: Надо кому-то рассказать.

Бекка: Да некому.

Агнес: Можно Тетке Лидии.

Бекка: Она скажет, что он был моим родителем, а мы обязаны повиноваться родителям, таков Божий Замысел. Отец говорил так.

Агнес: Но он на самом-то деле тебе не родитель. Раз он так с тобой поступал. Тебя украли у матери, в младенчестве отдали другим людям…

Бекка: Он говорил, Господь даровал ему власть надо мною.

Агнес: А твоя так называемая мать?

Бекка: Она бы мне не поверила. А даже если бы поверила, сказала бы, что это я его соблазняла. Все бы так сказали.

Агнес: Но тебе же было четыре года!

Бекка: И все равно сказали бы так. Сама же понимаешь. Они же не могут вдруг взять и начать слушать… таких, как я. И, допустим, мне бы поверили – его бы тогда убили, разорвали бы Служанки на Причастике, а виновата была бы я. Я бы не смогла с этим жить. Это как убийство.

Я сюда не вписала слез, утешений, клятв в вечной дружбе, молитв. Хотя все это было. Растаяло бы самое черствое сердце. Мое вот чуть не растаяло.

В итоге Бекка решила принести свои безмолвные страдания в жертву Господу. Даже не знаю, что об этом думал Господь, но мне этого было мало. Судейскую могила исправит. Я судила, я приговорила. Но как привести приговор в исполнение?

Некоторое время поразмыслив, на прошлой неделе я решила сделать свой ход. Я пригласила Тетку Элизабет испить мятного чаю в кафетерии «Шлэфли».

Тетка Элизабет источала улыбки: я снизошла до ее персоны.

– Тетка Лидия, – сказала она. – Какая неожиданность!

У нее прекрасные манеры – когда она решает к ним прибегнуть. Студентку Вассара тоже исправит только могила, порой ехидничала я про себя, наблюдая, как в Центре Рахили и Лии она до кровавой каши лупит по пяткам очередную строптивицу, перевоспитывая ее в Служанку.

– Я подумала, нам нужно поговорить с глазу на глаз, – сообщила я.

Она подалась ко мне, предвкушая сплетни:

– Я вся обратилась в слух.

Что вранье – какое вся, в сравнении с телом ушки-то крошечные, – но я не стала заострять на этом внимание.

– Я вот давно думаю, – сказала я. – Будь вы животным, вы бы каким животным были?

Она в растерянности отшатнулась.

– Не могу сказать, что об этом думала, – ответила она. – Раз уж Господь не создал меня животным.

– Потрафите мне, – сказала я. – Вот, допустим: лисом или кошкой?

Тут, мой читатель, я должна пояснить. В детстве я читала книжку, которая называлась «Басни Эзопа». Взяла в школьной библиотеке: у нас в семье на книжки не тратились. В этой книжке была история, над которой я частенько раздумываю. Вот какая.

Лис и Кошка обсуждают, кто из них каким образом спасается от охотников и их собак. Лис говорит, что у него полно уловок, и если придут охотники со своими собаками, он, Лис, применит их одну за другой – вернется по своим следам, пробежит по воде, чтоб они потеряли след, нырнет в нору с несколькими выходами. Охотников утомит хитрость Лиса, они сдадутся, а Лис вернется к своей воровской карьере и продолжит разорять скотные дворы. «А ты, почтенная Кошка? – спрашивает Лис. – Какие у тебя уловки?»

«Уловка у меня всего одна, – отвечает Кошка. – В самом крайнем случае я умею залезть на дерево».

Лис благодарит Кошку за столь занятную предобеденную беседу и объявляет, что пора трапезничать, а Кошка значится в его сегодняшнем меню. Щелкают лисьи челюсти, летят клочья кошачьей шерсти. Выплюнута бирка с ошейника. На телефонные столбы лепятся объявления с портретами пропавшей Кошки, под ними прочувствованные мольбы горюющих детей.

Извини. Увлеклась. В басне дальше было так.

На место действия прибывают охотники со своими собаками. Лис применяет все свои уловки, но уловки истощаются, и Лиса убивают. Кошка между тем забралась на дерево и невозмутимо взирает на происходящее. И насмехается: «Не самый, значит, умный!» Недостойно, короче, злорадствует.

На заре Галаада я все спрашивала себя, Лис я или Кошка. Вертеться мне и увиливать, используя ведомые мне тайны, дабы манипулировать другими, или закрыть рот на замок и ликовать, глядя, как другие интригуют и сами же гибнут от своих интриг? Очевидно, я была и тем, и другой, ибо, в отличие от многих, я пока, изволишь ли видеть, здесь. У меня еще полно уловок. И я по-прежнему сижу высоко на дереве.

Но Тетка Элизабет о моих рассуждениях ничего не знала.

– Я, честное слово, понятия не имею, – сказала она. – Может, кошка.

– Да, – сказала я. – Я так и думала, что вы кошка. Но сейчас вам, пожалуй, стоит призвать на помощь своего внутреннего лиса.

Тут я подержала паузу.

– Тетка Видала пытается вас дискредитировать, – продолжала я затем. – Она утверждает, будто вы обвиняете меня в ереси и идолопоклонстве, подкладывая яйца и апельсины к моей же статуе.