Соня, вся бледная в полумраке апсиды, сказала:

– Злокозненность этого ИСПаВеДиВ'а…

– Знаешь, давай не будем его имя поминать, чтобы не призвать его, не приведи Господь…

– Прости, лапуля, ты прав. Меня пугает злокозненность этой самой силы. Отчего нам все время приходится бороться с бактериями и вирусами, из которых большинство угрожает самому нашему существованию? Что, если они действуют в интересах этой силы, как ее темные, слепые орудия?

Робин взял жену под руку, почувствовал, как Соня дрожит.

– Нельзя позволять себе уверовать в этот антирелигиозный розыгрыш, даже отчасти. Давай будем бороться – и победим! Давай поможем добру. У меня вот какая мысль возникла. А что, если выставить эту мерзость на аукцион в «Сотбис»? Вот и денег хватит на ремонт колокольни.

Соня спрятала лицо на груди у Робина.

– Робин, лапонька, мне страшно. Надо бы и письмо разыскать, а то никто не поверит, что эта штука подлинная.

– Все поверят, что она подлинная, если меня загрызет свора диких псов.

Снаружи налетевшая буря уже стихала. Еще один порыв, как последний вздох, и все замерло. Идеальный покой, угрюмый, гнетущий. Будто ожидание.

– Типичная английская погода, – сказала Соня, пытаясь не падать духом.

Джереми Сампшен навел на себя лоск, чтобы отправиться в гости к двум юным дамам, которые обосновались в доме двадцать два. Он не только пригладил щеткой волосы, но и почистил старый зеленый вельветовый пиджак – и еще попрыскал себя тут и там дезодорантом «Инка» (он называл его «дезодоринка»).

Дверь открыла сладко улыбающаяся Хетти Чжоу. До чего же она бесподобно стройная, подумал Джереми. На ней были джинсы и легкий пуховый свитерок, на ногах розовые сандалии. Высокие скулы и эпикантус над темными глазами лишь добавляли ей привлекательности. Джереми только что не облизнулся.

Он не мог, правда, не задаться вопросом, что бы Хетти подумала, узнай она о его вылазках на Моулси и его деяниях под сенью дубов.

– Здравствуй, Хетти. Завтра в шесть часов у нас заседание комиссии.

– Я не забыла, – ответила она, – но все равно спасибо, Джереми, что напомнил.

– А я почти забыл. Я вот хотел спросить, не хочешь ли поужинать со мной сегодня.

– Как мило с твоей стороны. Я сейчас очень занята, устраиваюсь, сам понимаешь, но, может, зайдешь?

Он прошел внутрь, совсем близко от нее, вдыхая ее аромат. В прихожей было темно, пока Хетти не открыла дверь в гостиную. Там было совершенно пусто, лишь посреди мокрой кляксы на полу стояли ведро с водой и бутылка «Деттоля», да валялась жесткая половая щетка.

– Не знаю, почему, – сказала она, – но около трех часов у меня вдруг возникло страшное ощущение, что весь мир погряз в грязи.

Джереми озадаченно взглянул на нее:

– Как странно! На моих часах было около трех, когда мне вдруг показалось: вот-вот случится что-то невероятно плохое. Но, к счастью, я пошел к тебе – а это невероятно хорошо и приятно.

Хетти дразняще улыбнулась и объяснила, что в ее случае пол был уж очень грязный, вот она и решила, что надо его как следует вымыть, прежде чем класть ковер. Пошла и купила новое ведро у мистера Азиза. Джереми воззрился на нее в полном изумлении:

– Как, ты стояла на этих восхитительных коленях и сама оттирала грязь?

– Служанки у нас пока нет, а Джуди ушла гулять с Рупертом Боксбаумом, – захихикала она. – Видишь, как быстро у нас, зарубежных женщин, проходит процесс интеграции с местным населением…

– Ну, Хетти, я надеялся, что мы с тобой сможем интегрироваться сегодня вечером.

Она лукаво взглянула на него, по-прежнему улыбаясь:

– И как далеко, по-твоему, может продвинуться этот процесс?

Он смущенно объяснил, что сегодня один шведский издатель пригласил его на ужин в Оксфорде и сказал, чтобы он привел с собой даму, поскольку сам издатель будет с женой. А потом, может быть, если Хетти не будет возражать, Джереми хотел бы пригласить ее заглянуть к нему, выпить кофе.

Хетти выдержала паузу. Глядя на него своими миндальными глазами – взор ее Джереми принял за благожелательный, – она сказала:

– Большое спасибо за это предложение. Оно мне льстит, и с твоей стороны это очень любезно – ведь у тебя наверняка много знакомых английских девушек. Могу ли я сказать, что буду рада сопроводить тебя на ужин и даже вернуться потом к тебе домой, чтобы выпить кофе? Только хотела бы на всякий случай избежать недопониманий и разочарований, сказав, что, если ты собираешься меня соблазнить, я вовсе не возражаю. Такое со мной, разумеется, уже случалось. Но прежде, чем я уступаю притязаниям, мой поклонник должен повернуть невидимый ключик в замочке – в моем замочке. Я не могу точно сказать, что это за ключик, только хотела бы тебя заверить, что я тут же это пойму – так же, как ты поймешь, если тебе удастся повернуть этот ключик.

Нельзя не отметить, что Джереми воспылал, столкнувшись с такой искренностью. Подумать только: эта хрупкая женщина в пушистом свитерке и розовых сандалиях так педантично высказала все наперед – разве это не удивительно? Он, немного заикаясь, поблагодарил ее за предупреждение.

В семь вечера он заехал за Хетти в своей старенькой красной «тойоте». На нем был тот же костюм, что и прежде. А Хетти переоделась: облачилась в атласную брючную двойку с блестками и надела, в тон костюму, синие туфельки на высоких каблуках. На шее жемчужное ожерелье, в ушах жемчужные серьги. Джереми, почти теряя сознание от вожделения, смотрел, как ее крепенькая попка поудобнее устраивается на пассажирском сиденье.

– Господи, ты совершенно восхитительна, Хетти! Обязательно, бог даст, найду ключик к твоему замочку! Во что бы то ни стало.

Они оставили машину на площади Ориел и пошли в ближайший ресторан «Ma белль». Хетти взяла Джереми под руку. Теплые солнечные лучи косо падали на улицу.

Издателю из Швеции Йорану Хольмбергу было за шестьдесят: седой, крупный, на вид довольно суровый. Его жена Ингрид, куда моложе его, была одета с большим изяществом и много смеялась. Вчетвером они сели за столик внизу, заказали напитки и разговорились.

Йоран Хольмберг сказал, что ему очень понравился триллер Джереми «Копилка». Там одна сцена происходит в Стокгольме. И это навело его на мысль, что Джереми мог бы приехать к нему в гости в Стокгольм, прожить там около года и написать два триллера, в которых действие будет происходить в Стокгольме. Отнюдь не исключено, что один из них, а то и оба, экранизируют.

– Европа должна больше знать про наш чудесный город, даже про его темные стороны, – сказал Йоран.

Он заговорил о различных частностях, а сам все косился на Джереми, пытаясь понять, как тот относится к его предложению. Йоран гарантировал солидный гонорар.

– Предложение, конечно, очень соблазнительное, – сказал Джереми. – А жить я буду в гостинице? Четырехзвездочной?