— Слушай, а если… кто-то из нас не сможет добраться? — вдруг спросил странник.

— В себе я уверен. Да и что с того, если ты или я кончимся? Когда-нибудь это случится, рано или поздно, почему бы не в этом прекрасном пограничном городе? Я справлюсь.

— Но город незнакомый, а у тебя только ножи.

— Ты обо мне, что ли, печешься?! — удивился бегун. — О себе подумай! Поверь, мне гораздо легче передвигаться на своих двоих. И открою тебе страшный секрет, услышав который двадцать человек, включая женщин и детей, расстались с белым светом, — я всю жизнь только и делаю, что попадаю в незнакомые города. С ножами и пешком.

Пронзительно запиликали часы, бегун выключил их, достал флягу и согласно расписанию задумчиво выпил воду, глядя через окно на хмурый город. Небо быстро затягивалось дождевыми облаками. Подул ветер, разгоняя сухо хрустящую на зубах пыль.

— Мне кажется или ветер как будто сдувает этот сраный распрекрасный город? — спросил бегун.

— Кажется. Раньше люди умели строить хорошие, крепкие здания.

— Здания-то были хорошие. А вот люди были херовые.

— Почему это?

— Да потому, — сказал бегун. — Самое главное для тех, кто остался на планете, — выживание. И это понятно. А когда-то люди решали другие проблемы. Например, девушка могла париться, что она жирная сука и ее никто не любит, при этом объедаться печеньем перед полуночью, в полночь и за полночь. А какой-нибудь парень мог страдать из-за того, что родители не подарили ему новую машину на совершеннолетие. Для них это было трагедией, веришь ты или нет. И что теперь? Теперь ты радуешься тому, что прожил один-единственный день. Просто прожил его, херовократное ура! Вот она какая, настоящая радость, неподдельная!

— Ну, допустим, из-за машины я бы тоже расстроился, — сказал Густав.

— Ага. — Бегун насмешливо поглядел на него. — А из-за прыщей вены резать стал бы? Или из-за того, что у тебя живот до колен и все тебя дразнят?

— Нет. Я похож на идиота? Тем более что… я не видел действительно толстых людей. Только в кино или на картинках.

— А они были. И страдали из-за этого. Для поддержания ублюдков создавались целые центры, сотни людей работали на то, чтобы жирная потаскуха вышла из депрессии. Сначала сотни работали на то, чтобы она стала жирной потаскухой. И еще сотни нужны были для того, чтобы создавать для этой жирной потаскухи иллюзию, что она поступает правильно. В том-то вся и разница между мирами, странник, в этом вся соль. Я бы не хотел жить в мире, где люди устраивали сцены из-за платья неправильного цвета или остывшего супа. То был гнилой мир. Пропащий. А крепкие здания — что с них взять! Скоро наступит тот час, когда все окончательно развалится. И придет Легион.

— Ты же знаешь, что не развалины их цель, — сказал Густав.

— Вполне вероятно. Но это уже будет не наша история, на наш-то век развалин точно хватит. Так.

Бегун похлопал себя по карманам и подтянул лямки рюкзака. Всунул в ухо плеер и включил его, сбавив громкость почти до минимума.

— Погнали? — спросил он. — Чего тянуть?

— Погнали.

Они еще раз пожали друг другу руки. Руслан выпрыгнул из корабля, как с мостика в бассейне, так что тот даже чуть-чуть качнулся набок, заставив отработать амортизаторы. Поднял голову, нюхая набухавший сыростью воздух, словно какой-нибудь зверь, и побежал, лавируя среди обломков прошлого.

Проследив за ним, пока он не скрылся за ближайшим развалившимся пополам зданием, странник поехал налево, туда, где когда-то проходила альтернативная дорога, тоже разрушенная. Но, судя по временны́м слайдам навигатора, наложенным друг на друга, пригодная когда-то для того, чтобы объехать этот город и не попасть в дневную или вечернюю пробку. Если, конечно, умников не соберется столько, чтобы образовать новую.

Время стирает грани. И чистильщики делают то же самое. В момент, когда они пришли, объездная дорога плотно стояла, гудя клаксонами. Кто-то слушал аудиокниги, кто-то краем глаза смотрел фильмы, кто-то кивал в такт головой, делая вид, что согласен с долгими рассуждениями жены. Их выдуло из уютных, комфортабельных коробочек, размазало по воздуху тонким слоем и засосало во чрево чистильщика.

Густав глядел прямо перед собой, слушая сквозь мерный шум двигателя барабанный стук тяжелых дождевых капель. Если подумать, то в сегодняшнем мире за жизнь дали бы не больше, чем за кусок чего-то необычного и редкого. Да какое там! Просто за кусок чего-то полезного в быту. Жизнь перестала быть ценностью — вот что удивительно. В мире, где этих самых жизней стало очень мало по сравнению с прошлым, произошла стремительная инфляция. И к денежной инфляции произошедшее не имеет никакого отношения, потому что бумажки и монеты исчезли — этими бумажками странник несколько раз растапливал костер вечером, жаря колбасу и закусывая ее свежим диким редисом, макая его в крупную соль.

Произошла инфляция другого рода. Рухнула вниз кривая спроса на человеческую жизнь.

Густав принадлежал к кругу долбанутых, которые осознают многие вещи. Бегун, скорее всего, тоже. Но даже он готов на мгновение забыть об этих условных ценностях и снизить градус нужности жизни до нуля в конкретных ситуациях, когда это действительно необходимо. Странник знал, что он может запросто убить человека, может убить десять, двадцать, но при этом не тронуть мутанта, поедающего пенистую лягушачью икру. Просто потому, что он ему не угрожает. Просто потому, что с ним можно договориться.

Это была его философия, трактат которой надиктовала сама жизнь.

Странник втянул последнюю дозу никотина, положил сигарету обратно в пачку и засунул ее за козырек, защищавший во время движения от солнца. Дождь то усиливался, то ослабевал, дворники работали исправно. Но вот та щетка, что бесполезно обрабатывала заделанную прореху правого лобового стекла, в начале и конце своего пути беспощадно стучала, видимо цепляясь обо что-то. Каждый раз, когда возникала необходимость включить дворники, странник раздражался, слыша этот звук, давал себе клятвенный зарок поправить, но потом каждый раз забывал об этом.

Вот и сейчас выходило то же самое, но останавливаться и мокнуть под дождем, фиксируя щетку дворника, страннику не хотелось. Поэтому он включил музыку, сосредоточившись на дороге и своих мыслях.

Колеса исправно месили грязь, обдавая брызгами кузова осевших и вросших в землю автомобилей на обочине, иногда корабль потряхивало и кидало из стороны в сторону, но дорога в целом была приятной, и чем дальше, тем более свободной. Все лучше, чем ехать через заваленный обломками город, через который можно пробраться только на велосипеде в солнечный день.

Странник зевнул, щелкнул ногтем по женским часам, висевшим на зеркале заднего вида, и застыл от неожиданности, потому что после очередного взмаха дворника, очистившего стекло от воды, он увидел на обочине какое-то шевеление. Вернее, над обочиной. Нога автоматически нажала на тормоз, и корабль, отдирая слой грязи до асфальта, остановился.