серебряное на вид, кольцо, — мое банковское кольцо. На нем хранятся записи о всех моих сбережениях, моих тратах и моих долгах. Очень удобная штука. Приходишь в отделение, проводишь рукой над специальным артефактом и клерку все ясно. Не нужно возиться с векселями и прочими бумажками.

— Ого, — не на шутку удивился я, — не боишься, что могут украсть? — поинтересовался я, тоже переходя на «ты».

— Кольцо практически нереально потерять. Оно надевается раз и навсегда. Можно, конечно, отрубить палец. Но толку от этого будет мало. Артефакт настроен исключительно на меня. Никто другой им, при всем желании, воспользоваться не сможет.

— А если возьмет тебя в заложники, например? — не отступал я.

— Меня? — улыбнулся громила.

— И правда, — тоже улыбнулся я, представив, как кто-то смог бы провернуть подобную глупость. — Ну ладно, допустим не тебя, а твою жену или дочь. У них ведь тоже кольца есть?

— Есть, — спокойно подтвердил трактирщик.

— Ну так, что будет?

— Я сверну шею любому, кто попытается провернуть подобное. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Нет, это бессмысленно. Банковские здания охраняются почище графского замка. Что не удивительно, ведь все они, по сути, являются его сокровищницей. Любой, кто попытается ограбить любое из заведений «Торгового дома» обречен. Я же не зря говорил, что у его милости договор с Кругом Чистоты. Уверен, что не одними артефактными кольцами там дело обошлось.

— А что, были попытки? — зачем-то уточнил я.

— О, да! — рассмеялся Гральф. — Знатное тогда зрелище было. Мы тогда отлично повеселились. Особенно, когда кожу с главаря ихнего сдирать начали. Лорви даже чувств лишилась. А малой хоть бы хны.

— Ты что всю семью на казнь потащил? — искренне удивился я.

— Ну да. А что тут такого? — не понял моей претензии трактирщик. — Мы частенько ходим на казни смотреть. Там отлично можно провести время. Да и народ после не прочь обсудить это дело за кружечкой. А я тут как тут. У вас что такого не было?

— Было, — тяжело вздохнул я, вспомнив, наконец, что нахожусь в мире, в котором отсутствует интернет и телевидение. А музыка является развлечением крайне ситуативным, не всегда доступным. Не зря же каждый раз, когда на постоялый двор забредал какой-нибудь, даже самый захудалый, менестрель, там яблоку негде было упасть. Мне, кстати, местная музыка пришлась вполне по душе. Пришлось, правда, некоторое время привыкать к немного необычному звучанию инструментов и странному построению музыкальных гамм. Но потом, освоившись, стал даже получать некоторое удовольствие. Так что не было ничего удивительного в том, что люди искали тех самых зрелищ. А чем муки другого, незнакомого тебе, человека не зрелище? Варварство, конечно, но тут уж ничего не попишешь. Цивилизации они ведь мало чем отличаются от самих людей. Они так же зарождаются, развиваются, умирают. Людям нужно время, чтобы вырасти морально. Так что сетовать на местные жестокие развлечения, все равно, что поражаться детской жестокости.

— Ну вот. Так что не волнуйся. Твои денежки будут в надежных руках. Только…

— Только? — поторопил я его.

— Только если ты не из татей будешь. Тогда все, золотишко-то тю-тю.

— И что, часто такое бывает? — решил уточнить я, так как совершенно не хотел этого самого «тю-тю» для своих финансов.

— Бывает. Не часто, но бывает. Но там лично его милость решает у кого нечестно нажитое отобрать. Так что честному человеку нечего бояться.

Я лишь фыркнул. Знакомая песня, ага. Еще по Земле. Нечестные люди вводят нечестные законы, мотивируя это тем, что честным людям нечего бояться. С другой же стороны, если не мелькать лишний раз, не злить графа, то и беды не должно случиться. Не планирую я лезть в его дела. В Фельске я просто тихий мирный, немного обеспеченный, ученик горшечника.

— А у самого тебя были подобные проблемы? — все же решил уточнить я.

— Неа, — отрицательно покачал Гральф головой, — мне, наоборот, «Торговый дом» с покупкой трактира этого помог. Ссуду дал. Дружки, правда, мои боевые тогда за меня поручились. Но все же. А потом платил исправно, всегда день в день. Так что, если по-человечески все делать, то и к тебе так же отнесутся.

— А что у них по условиям, не подскажешь? — принял я окончательное решение довериться графскому банку.

— Так я-то откуда знаю? — удивился трактирщик, — они с каждым, кто к ним приходит, отдельно договариваются. Ну и опять же, смотря чего ты хочешь. Нет, это тебе у них надо уже на месте уточнять.

— Да, извини, что-то я не подумал, — улыбнулся я. — Так где, ты говоришь, находится их ближайшая контора?

Глава 22

Первое, о чем я пожалел, когда выбрался из «Голубчика» на улицу, так это о том, что повелся на просящий взгляд Ромчика и оставил его отдыхать в конюшне. Решил, что справлюсь сам, ведь тут, если верить тому же Гральфу, не так уж и далеко до банковской конторы. Но кто же мог подумать, что куча золотых и серебряных монет столько весит? Я, едва взвалив чересседельные сумки себе на плечо, не удержавшись даже крякнул от натуги. После чего, по-новому, с немалым уважением, взглянул на заинтересованно косившего в мою сторону одним глазом коня.

И вот сейчас, пройдя каких-то жалких метров десять от дверей конюшни до ворот трактира, мое уважение к Ромчику как-то незаметно трансформировалось в досаду на себя и свою глупость. Понимание, что люди — не кони и к тасканию тяжестей не предрасположены, пришло как-то вдруг. И что, думаете, я вернулся в конюшню и, нагрузив верного Ромчика, бодро помчался в контору «Торгового Дома»? Не тут-то было! Во мне взыграли принципы, мать их. Я решил, что раз уж что-то решил, то нужно доводить дело до конца. Да и расстояние, уже мною покрытое, показалось достаточно большим, чтобы вновь преодолевать его с сумками наперевес (о том, что сумки можно было и оставить во дворе на некоторое время, я, естественно, не подумал).

Я шел по улице, сгорбившись, трясясь от напряжения. Прохожие шарахались от меня как от прокаженного, но я их не замечал, продолжая идти вперед и материться на великом и могучем. Шел, пока у меня натурально не начали подгибаться колени. Бросив сумки на землю (предательски звякнувшие, кстати), я уселся прямо на них и осмотрелся. И снова выругался. Как оказалось — от трактира я отошел метров на сто, не больше. Теперь желаний у меня было два: старое — вернуться за Ромчиком и ехать в банк как белый человек и новое — сдохнуть. Сдыхать пока было рано и глупо, а