Горожане были веселыми и нарядными, но вот что настораживало – вокруг расхаживало множество военных патрулей, которые бесцеремонно прочесывали толпу и проверяли каждого, кто казался им подозрительным.

А подозрительными, как поняла Маргарита, стражникам казались беориты и люди, на них похожие. Какое-то количество спустившихся с гор беоритов проживало в Арконе, и им было на это дано официальное разрешение княжескими тиунами, хотя славянское население города и племя человеко-медведей пребывали в состоянии перманентной войны. Что толкнуло беоритов поселиться в стане врага – то ли это шпионы, то ли люди, уставшие от боев и решившие обосноваться в тылу, то ли они считали себя парламентариями, через которых князь и его приближенные могли в случае необходимости вести переговоры с их племенем, – было неясно. Что толкнуло тиунов выдать им разрешение, также оставалось загадкой: денежная мзда или политические расчеты? Но в Арконе имелась крупная беоритская колония. Причем проживали человеко-медведи по всему городу, хотя им удобнее и практичнее было бы обосноваться где-нибудь в одном месте и устроить там свой Беорито-таун.

В настоящих зверей они превращались только в момент опасности, когда вступали в драку, а в спокойном состоянии походили на обычных людей, неуклюжих и наделенных грубоватой внешностью. И арконские стражники весьма тщательно просеивали всех проходящих по улицам, выхватывая взглядом неуклюжих, мешковато одетых, косолапых, волосатых людей и требуя, чтобы те предъявили доказательство, не медведи ли они. А если уж обнаруживались беориты, разговор становился еще более серьезным.

У легально проживающих в Арконе человеко-медведей должны были иметься княжеские ярлыки, удостоверяющие их личность. Если же по каким-то причинам ярлыка не окалывалось, на несчастного беорита сразу кидались несколько стражников (один на одни совладать с ним было трудно, уж очень человеко-медведи были сильны) и волокли в темницу.

Впрочем, у пойманного беорита был шанс избежать проблем, если он сразу же совал стражникам кошель с деньгами. Видимо, поэтому на дежурство по охране порядка в городе дружина выходила практически в полном составе и патрулировала улицы от темпа до темна, а го и ночью, боясь оторваться даже на сон и еду, ведь никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, – вдруг самый толстый кошелек пройдет в этот миг мимо тебя?

Служба в городе считалась настолько хлебной, что больше месяца ни одну дружину тут не держали – выводили на богатырские заставы, то есть в горы, меняя на свежую, призванную из лагерей. Там до предела вымотанные городской охотой дружинники отсыпались, а обитавшие в горах беориты тем временем спускались в долины и, проходя мимо почивавших дружинников, расползались по Арконе, где их ловили новые патрули, поправляя собственные денежные дела.

Когда же у беоритов случался кризис наличности, они прокрадывались на богатырскую заставу и воровали кого-нибудь из княжеской дружины, чтобы запросить выкуп. Дружинники, ругаясь на чем свет стоит, ссыпали в общий мешок деньги, которые настреляли у беоритов, и выкупали своего товарища. Беориты раскладывали монеты по кожаным кошелям, чтобы снова откупаться в Арконе от стражников, а дружинники мечтали, как опять пойдут в стражу и от души пощиплют наглых, разжиревших медведей, позволяющих себе грабить честных витязей.

Видимо, этим круговоротом наличных денег и достигалось гармоническое равновесие, не допускавшее открытой конфронтации и развязывания крупномасштабных военных действий, рассчитанных на полное истребление.

Пока Маргарита со спутниками разыскивала приличный постоялый двор, ей па глаза постоянно попадались живописные группы стражников, хищно бросавшихся па очередного человеко-медведя.

– Вы видите, как тут унижают мой народ? – тихо спросил ее Беорф. – II они еще хотят, чтобы мы платили им покорностью! Беориты не продаются и не терпят продажных тварей. Нам нужна настоящая война…

– Послушайте, сейчас вам трудно в это поверить, но вам нужна не война, а мир. Все вопросы лучше решать за столом переговоров, – попыталась переубедить его Маргарита. – Я из страны, где всегда очень много воевали и теряли бесчисленное множество жизней, и я знаю, о чем говорю.

– Я беорит, а беориты не отступают! – гордо ответствовал Беорф. – Мы слишком храбры, чтобы просить о мире прежде, чем отомстим арконцам.

– Вся проблема с вамп, беоритами, в том, что ваша храбрость вас же и ослепляет. Вы слишком безмозглы, чтобы выжить, – бросил ему Гарольд.

Беорф в ответ издал нечто, больше похожее на рык зверя, чем на звуки человеческой речи. Затихшая было вражда между молодыми людьми обещала вновь вспыхнуть ярким пламенем.

Ведьмам пришлось выступить в качестве миротворцев. Первой взяла слово Анна:

– Полагаю, кое у кого с великими идеями, волшебными палочками и магическими кольцами, не будем уточнять имен, найдется что сказать по этому поводу – какие-нибудь избитые идеи про мир во всем мире. Но я как педагог со стажем скажу просто – прекратите ссориться, мальчики. Это не идет на пользу делу.

– Что кое-кому не помешало бы, так это иметь побольше сердца, – отозвалась Жанна.

– А еще кое-кому не помешало бы иметь побольше мозгов, – внесла свою лепту Зоя.

– А вот что мне не помешало бы, так это пара глотков спиртного, – прозаично отозвался юный сэр Персиваль, устав от бесконечных иносказаний. – Мне сдается, что вон тот постоялый двор нам подойдет. И там наверняка могут налить приезжему человеку стаканчик-другой…

Вскоре разнородная компания расположилась в просторном зале трактира, откуда словно ветром выдуло всех посетителей. Хозяин порхал вокруг стола с отчаянным выражением человека, который догадывается, что от нынешних гостей ничего хорошего ждать не приходится. Уже весь город знал о прибывшей издалека чародейке, имевшей странную привычку выращивать на головах у мужчин рога, причем не в переносном, а в самом прямом смысле слова. Она успела поэкспериментировать даже с головой арконского великого князя, показав народу, что неприкасаемых для нее нет.

И теперь у хозяина постоялого двора положение было просто безвыходным – и принимать у себя чародейку страшно, и разгневать отказом невозможно…

А в княжеских покоях после полуночи, когда согласно обещанию Царевны Лебеди рога у князя отпали, были собраны особо доверенные лица.

Княжеское окружение втайне было уверено, что Путята еще легко отделался, ведь в общем и целом он сохранил прежнюю форму тела – слава богам, ни в козла, ни в осла, ни в лягушку его не обратили. А рога, что ж, как выросли, так и отпали. Да они князя не так уж и портили, напротив, придавали ему значительность.

Однако сам князь был после происшествия по-прежнему слегка не в себе и все время ощупывал голову, словно желал убедиться, не растут ли у него новые рога вместо предыдущих.

Вроде бы рога уже не росли, но голова болела невыносимо. Хотя еще сильнее болела душа: князю никогда не доводилось переживать такое горькое унижение, да еще на глазах лучших людей Арконы. И теперь его сжигали обида и ненависть…