Он садится возле моей кровати, кладет ладонь мне на руку.

– Старый хрыч, – говорит он, – мы так за тебя волновались.

– Где Афра?

– Она в гостевом доме.

– С ней все хорошо?

– Почему бы тебе не отдохнуть? Мы поговорим об этом позже.

– Я хочу знать, как она.

– А сам как считаешь? Она думала, ты умер.

Мы замолчали. Марокканец не уходит, сидит рядом, все так же держа ладонь на моей руке. Он не спрашивает, куда я ходил или почему спал на пляже, а я не говорю, что ночью зашел в море. Старик ни о чем не спрашивает, но и не уходит, что сперва раздражает, потому что мне хочется лишь напевать колыбельную. Однако спустя некоторое время его присутствие даже успокаивает. Есть что-то умиротворяющее в его молчании и целостности.

Марокканец достает из кармана книгу и, усмехаясь, читает. Он сидит на месте до ухода последних посетителей, а на следующее утро возвращается за мной. Приносит сумку с вещами. Я снимаю больничную рубашку и надеваю то, что он принес.

– Это пижама, – говорит он. – Диоманде называет ее спортивным костюмом. Он сказал, что тебе будет в этом удобно. Мне этого не понять. Теперь ты пойдешь по улице в одежде для сна.

Перед тем как мы уходим из больницы, ко мне снова наведывается врач. Я сижу на краю койки, а женщина устраивается напротив на стуле для посетителей, держа в руках папку. Марокканец стоит возле окна, глядя на парковку.

– Мистер Ибрагим, – говорит она и, замешкавшись, заводит за ухо прядь каштановых волос, – хорошие новости: ваш мозг в порядке. Но, судя по тому, что случилось, и по полученной от вас информации, мне кажется, вы страдаете посттравматическим стрессовым расстройством. Я настоятельно рекомендую вам записаться на прием к лечащему врачу. – Женщина проговаривает это медленно и отчетливо, глядя на меня, потом смотрит в папку, вздыхает и переводит взгляд на часы. – Вы обещаете, что сделаете это?

– Да, – говорю я.

– Мне не хочется, чтобы вы снова подвергали себя опасности.

В ее глазах я замечаю искреннее беспокойство.

– Хорошо, доктор, я обещаю последовать вашему совету.

До гостевого дома мы едем на автобусе. Приезжаем ближе к обеду, когда хозяйка сметает в гостиной пыль. Женщина выходит встретить нас, топая по деревянным доскам в своих туфлях на платформе. На руках у нее ярко-желтые резиновые перчатки.

– Не хотите чашку чая, мистер Ибрагим? – чуть ли не поет она.

Я не отвечаю, отвлекшись видом во двор. Под вишневым деревом на шезлонгах сидят Афра и женщина из Афганистана, почти рядом с пчелой. Увидев меня, Фарида говорит что-то Афре, потом встает и уступает мне место.

Жена долгое время молчит, подставив лицо солнцу.

– Я различаю тени и свет, – говорит она. – Когда много света, я вижу силуэт дерева. Смотри! – произносит Афра. – Дай мне руку!

Протягиваю ей руку, она подается вперед, на свет, и подносит мою ладонь к своим глазам. Затем просит провести ею в воздухе слева направо, чтобы по лицу проскользнула тень.

– Теперь светло, – с улыбкой говорит Афра, – а теперь темно.

Хочу как-то выразить, что ее слова радуют меня, но не могу.

– И я вижу некоторые цвета! – восклицает Афра. – Вон там. – Она указывает на красное ведро в углу сада. – Что там? Куст роз?

– Это ведро, – отвечаю я.

Афра с мрачным видом отпускает мою руку. Между пальцами она перекатывает стеклянный шарик, перемещает его по ладони и запястью. Красная полоска по центру ловит на себе свет и становится прозрачной. Вдалеке раздается легкое гудение, которое постепенно становится громче, словно к бетонному двору приближается рой пчел.

– Я скучала по тебе, – слышу я слова Афры. – Как же я испугалась. – Дует ветерок, смахивая с дерева цветки, и они кружатся возле жены. – Рада, что ты здесь.

В ее голосе слышна печаль. Я слежу за шариком.

– Ты забыл о Мустафе, – говорит Афра.

– Неправда.

– А как же пчелы и цветы? Я думаю, ты обо всем позабыл. Мустафа ждет нас, а ты даже не упомянул его. Ты затерялся в другом мире. Здесь тебя нет. А этого человека я не знаю.

Ничего не говорю.

– Закрой глаза, – просит Афра.

Я так и делаю.

– Нури, видишь пчел? Представь себе их. Сотни и тысячи пчел среди солнечного света, на цветах, в ульях, на сотах. Ты видишь их?

Я мысленно рисую картину: поля в Алеппо, золотисто-желтые пчелы на пасеке. Затем вижу поля вереска и лаванды, черных пчел, которых описывал мне Мустафа.

– Ты видишь это? – спрашивает Афра.

Я не отвечаю.

– А еще думаешь, что это я не способна видеть, – говорит жена.

Мы долго сидим в тишине.

– Ты не расскажешь мне? – спрашивает она. – Не поделишься, что случилось?

– Откуда у тебя шарик Мухаммеда? – спрашиваю я.

Руки Афры замирают.

– Мухаммеда? – говорит она.

– Да. Маленького мальчика, которого мы встретили в Стамбуле.

Афра подается вперед, словно от боли, и выдыхает:

– Это шарик Сами.

– Сами? – переспрашиваю я.

– Да.

– Но Мухаммед играл с ним.

Я не смотрю на Афру, но опять слышу вздох.

– Не знаю, кто такой Мухаммед, – говорит она и передает мне шарик.

– Мальчик, который упал с лодки. Помнишь?

– Никакой мальчик с лодки не падал. Там плакала девочка, а когда ее отец свалился в воду, она упала следом. Ее вытащили и закутали в женские платки. Я очень хорошо помню это. Ее мать все мне потом рассказала, когда мы сидели на острове у костра.

Афра подталкивает шарик ко мне, побуждая взять его.

Я нехотя беру.

– Мальчик, который приплыл с нами из Стамбула в Грецию, – говорю я. – Мухаммед. Мальчик, упавший с лодки!

Жена не обращает внимания на мои слова, лишь многозначительно смотрит. Она уже ответила на эти вопросы.

– Почему ты мне раньше не говорила? – произношу я.

– Потому что считала, что ты нуждаешься в нем, – говорит она. – Этот шарик… я взяла его с пола перед отъездом – когда те люди разгромили наш дом и разбросали по полу игрушки. Ты помнишь?

Вспоминаю последние слова Афры, когда иду по темной гостиной, вверх по лестнице, по коридору к нашей спальне. Вспоминаю ее слова, когда смотрю из окна, как жена сидит под цветущим деревом. Солнце освещает ее лицо. «Ты помнишь?»

Я больше не знаю, что помню. Закрываю шторы. Ложусь на кровать. Зажмуриваюсь и слышу высоко в небе гудение пчел.

Открыв глаза и сев на кровати, вижу на коврике золотой ключ. Поднимаю его и направляюсь к двери в конце коридора, вставляю в замочную скважину и