– Конечно.

Она свернулась на коврике у огня, поближе к Сабран, сидевшей прямо как палка.

– Мне снится приют в тени лесов, – начала королева, – и солнечные пятна на траве. Вход заплетен пурпурными цветами – думаю, цветами сабры.

Они растут у края света. Говорят, их нектар сияет, как звездный свет. Здесь, на дальнем севере, они – лишь легенда.

Все там прекрасно и радует слух. Чарующе поют птицы, веет теплом, но на тропинке под моими ногами самоцветами краснеют капли крови.

Эда кивнула, показывая, что слушает. В ее сознании металась какая-то мысль.

– В конце тропинки я вижу большой камень, – продолжала Сабран, – и протягиваю к нему руку, только она кажется мне чужой рукой. Камень раздается надвое, а в нем… – Голос у нее сорвался. – В нем…

Камеристке не подобает касаться королевы. Но Эда, взглянув на осунувшееся лицо Сабран, взяла ее руку и сжала между ладонями:

– Я здесь, моя госпожа.

Сабран устремила на нее взгляд. Прошла минута. Медленно другая рука Сабран поднялась и накрыла их сплетенные пальцы.

– Из расщелины хлещет кровь. Мои руки, живот – все в крови. Я прохожу сквозь камень в круг стоячих камней, какие встречаются здесь, на севере. И вокруг меня повсюду кости. Маленькие кости. – Она закрыла глаза, губы ее дрожали. – Я слышу страшный смех и понимаю, что смеюсь я. И тогда я просыпаюсь.

Эда глаз не сводила с Сабран. Королева сказала правду: Розлайн и Катриен перепугались бы.

– Этого нет. – Эда крепче сжала руки. – Ничего этого на самом деле нет.

– У нас рассказывают сказку про ведьму. – Сабран слишком далеко ушла в воспоминания, чтобы услышать ее. – Она воровала детей и уводила их в лес. Ты ее знаешь, Эда?

Помедлив, Эда ответила:

– Лесная хозяйка.

– Тебе, наверное, как и мне, рассказал Артелот.

– Маргрет.

Сабран рассеянно кивнула:

– Ее всем детям на севере рассказывают, чтобы не заходили в дебри – ее жилище. Она много древнее моего предка, но мой народ страшится ее до сих пор. – Кожа над воротом ее сорочки подернулась мурашками. – Мне мать рассказывала сказки о море, а не о суше. Я никогда не верила в Лесную хозяйку. А теперь боюсь, что она жила на самом деле и еще жива, еще колдует надо мной.

Эда молчала.

– Это только один из снов, – продолжала Сабран. – В другие ночи мне снится, что я рожаю. Этот сон я вижу с тех пор, как уронила первую кровь. Я умираю, а моя дочь рвется из меня. Я чувствую, как она разрывает мое тело – как нож рвет шелк. А у меня между ногами, готовый ее проглотить, – Безымянный.

Впервые за восемь прожитых при дворе лет Эда увидела на веках Сабран капельки слез.

– Кровь все течет, горячая, как железо в горне. Она заливает мне бедра, склеивает их. Я понимаю, что раздавлю свое дитя, но если я дам ей вздохнуть… она упадет в пасть зверя.

Сабран закрыла глаза, а когда открыла – глаза были сухи.

– Этот кошмар больше всего меня мучит.

Тяжесть короны давила ее.

– Сновидения дотягиваются далеко в наше прошлое, – тихо заговорила Эда. – Артелот рассказал вам сказку о Лесной хозяйке, и теперь она преследует вас. Разуму случается бродить странными путями.

– Я бы с тобой согласилась, – уставившись в пустоту, проговорила Сабран, – только эти сны начались задолго до того, как благородный Артелот поделился со мной той историей.

Лот говорил Эде, что Сабран не спит без свечи. Теперь она знала почему.

– Ты сама видишь, Эда, – говорила королева. – Я не сплю не только из страха перед чудовищами у порога, но и страшась чудовищ, порожденных моим разумом. Тех, что живут во мне.

Эда еще крепче сжала ее руку.

– Вы – королева Иниса, – сказала она. – Вы всегда знали, что когда-нибудь вам предстоит носить корону. – (Сабран вглядывалась в ее лицо.) – Вы боитесь за свой народ, но не можете выказать страх на людях. При свете дня вы носите такую тяжелую броню, что на ночь сил не хватает. Ночью вы – лишь плоть. А даже королевская плоть подвержена страху.

Сабран ее слушала. Зрачки ее расширились так, что вытеснили зелень глаз.

– В темноте мы наги. Такие, какие мы есть. Ночью наши страхи являются нам полнее всего, ведь у нас нет сил им противостоять, – продолжала Эда. – Они всеми средствами пробираются в вас. Бывает, что ночь берет верх, – но никогда не верьте, что вы и есть ночь.

Кажется, королева осмыслила ее слова. Взглянула на их сплетенные ладони и медленно согнула зажатый в руке Эды большой палец.

– И опять ты хорошо говоришь, – сказала она. – Мне нравятся твои слова, Эда Дариан.

Эда глядела ей в глаза. Ей представились два самоцвета, падающие наземь, разбитые изнутри. Такие глаза были у Сабран Беретнет.

У самого порога прозвучали шаги. Эда встала и успела сложить руки перед грудью, когда вошла Катриен. Она поддерживала даму Арбеллу Гленн, почти бестелесную в просторной ночной сорочке. Сабран протянула руки к старейшей из дам своей опочивальни.

– Белла, – позвала она. – Иди ко мне. Я хотела поговорить с тобой о приготовлениях к свадьбе.

Арбелла, улыбнувшись, заковыляла к своей королеве, и та взяла ее за руку. С увлажнившимися глазами, с безмятежным лицом. Арбелла погладила черные волосы Сабран за ухом, словно приласкала дочь.

– Белла, – пробормотала Сабран, – не плачь. Я этого не вынесу.

Эда выскользнула за дверь.

Когда Сабран и Арбелла легли, Эда рассказала Катриен, какие нужны отвары, и дама гардероба, хоть и слушала недоверчиво, послала за ними. Лекарство дали отведывателю, после чего поднесли королеве, а Эда заняла свой ночной пост.

Калайба.

Это имя носила Лесная хозяйка в Лазии. Откуда бы инисцам знать, что давний ужас лесных дебрей существовал во плоти, только очень далеко от них? И что вход в ее логово стерегли цветы сабры?

Сабран никогда не видала Приюта Вечности. И если видела его во сне – это неспроста.

Проходил час за часом. Эда замерла у дверей, улавливая каждое движение тени и лунного луча.

Сиден позволял ей затеряться в темноте. Каким бы искусным ни был убийца – у него этого дара нет. Если у дверей королевы появится еще один – Эда его увидит.

К часу ночи пришла тоже дежурившая этой ночью Розлайн Венц со свечой в руке.

– Госпожа Дариан, – позвала она.

– Дама Розлайн.

Обе помолчали.

– Не думай, что я не вижу твоих хитростей, – нарушила молчание Розлайн. – Я отлично вижу, чем ты занимаешься. И дама Катриен видит.

– Не знаю, чем я не угодила вам, моя…

– Не считай меня дурой. Я вижу, как ты подбираешься к королеве. Вижу, как втираешься ей в доверие. – Глаза у нее были темными, как сапфиры в полумраке. – Трюд называет тебя колдуньей. Не думаю, что она придумала подобное обвинение на пустом месте.