– Я не смогу вам помочь, ваша милость, – сказала Эда. – Дамы Розлайн или Катриен были бы вам более полезны. – Она сделала реверанс. – Простите, меня призывают мои обязанности.

Не дав высокородной собеседнице времени настоять на своем, Эда направилась к дверям.

Королевская опочивальня здесь сильно уступала в размерах покоям в Аскалонском дворце. Потолок ее был низок, стены отделаны темным морщинистым дубом, а постель окружена бордовыми занавесями. Эда пришла рано, но застала Маргрет уже в комнате.

– Эда… – сказала Маргрет. Говорила она глухо из-за одолевавшей половину двора простуды. – Ты испортила мне сюрприз. Я надеялась к твоему приходу застлать постель.

– Чтобы дать мне время на пустые беседы с почти незнакомыми вельможами?

– И потанцевать. Ты же всегда любила танцы.

– А теперь при виде Ночного Ястреба у меня желчь разливается.

Маргрет, с отвращением пробурчав что-то, встала. В руке у нее было письмо.

– Из дома? – спросила Эда.

– Да. Мама пишет, что папа не первую неделю зовет меня к себе. Вроде бы хочет сказать что-то важное, но как тут уедешь?

– Сабран бы тебя отпустила.

– Знаю, но мама настаивает, чтобы я осталась здесь. Пишет, что папа, скорее всего, не понимает, что говорит, и что мой долг быть здесь… хотя, по правде сказать, кажется мне, она хочет, чтобы я пожила за нее. – Маргрет со вздохом спрятала письмо за корсаж. – Понимаешь… я по глупости думала, что почтмейстер принесет что-то от Лота.

– Может, он и писал. – Эда помогла ей снять бумазейное покрывало. – Комб перехватывает все письма.

– Так я напишу, пожалуй, в письме, какая он гнусная ищейка, – пробормотала Маргрет.

Эда улыбнулась.

– Я бы приплатила, чтобы посмотреть на его лицо. И кстати, – уже тише добавила она, – мне тоже только что предлагали заплатить. За прошение к королеве.

Маргрет подняла брови:

– Чье прошение?

– Вдовствующей герцогини Зидюра. Она просила замолвить слово за Никлайса Рооза.

– Бесполезно. Лот говорил, что Сабран страстно ненавидит этого человека. – Маргрет оглянулась на дверь. – Будь осторожна, Эда. Роз и Катри она это спускает, но Сабран не дура. Она видит, когда ей льют мед в уши.

– Я и не собиралась играть в эти игры. – Эда тронула подругу за плечо. – Думаю, Мег, с Лотом все будет хорошо. Он теперь узнал, что мир не так безопасен, как ему казалось.

Маргрет фыркнула:

– Ты льстишь его сообразительности. Лот доверится всякому, кто ему улыбнется.

– Знаю. – Эда, взяв ее за плечи, развернула к двери. – А теперь ступай выпей вина и потанцуй. Ручаюсь, капитан Кудель рад будет тебя видеть.

– Капитан Кудель?

– Да, доблестный капитан Кудель.

У Маргрет, когда она уходила, чуточку ярче блестели глаза.

Линоры не было видно. Она, конечно, еще плясала. Эда одна приготовила опочивальню. Здесь, не то что в Аскалонском дворце, было два выхода. Большая дверь – для королевы и малая – для ее супруга.

С объявления помолвки на жизнь Сабран никто не покушался, но Эда понимала, что это лишь до времени. Она прощупала матрас, заглянула под кровать и за шторы, проверила все стены за коврами и каждую половицу. Третьего, потайного входа здесь наверняка не было, и все же ее покалывало ощущение, будто она что-то упустила. Хорошо хоть Кассар наложил на порог новые сторожки, сильнее ее прежних. Он недавно отведал плод.

Эда взбила подушечки и перебрала шкаф. Она наполняла грелку горячими углями, когда в комнату вошла Сабран. Выпрямившись, Эда приветствовала ее реверансом:

– Королева.

Сабран из-под век оглядела ее с головы до пят. На королеве поверх ночного платья была накидка без рукавов, перевязанная по талии синим кушаком. Эда впервые видела ее такой раздетой.

– Простите, – заговорила она, заполняя тишину. – Я ждала вас позже.

– Я плохо сплю в последнее время. Доктор Бурн советовал постараться отходить ко сну в десять часов – чтобы успокоить мысли, или что-то в этом роде, – ответила Сабран. – Ты не знаешь средства от бессонницы, Эда?

– А сейчас вы что-то принимаете, моя госпожа?

– Сонную водицу. В холодные ночи – гоголь-моголь.

Сонной водицей в Инисе называли настой кошачьей травы. Он обладал лечебными свойствами, но от бессоницы, как видно, не помогал.

– Я бы посоветовала лаванду, топинамбур и отваренный в молоке корень мыльночашницы, – сказала Эда. – С ложкой розовой воды.

– Розовой воды?

– Да, моя госпожа. В Эрсире говорят, что запах розы навевает сладкие сны.

Сабран медленно развязала кушак.

– Испытаю твое средство. Другие не действуют, – сказала она. – Когда появится Катри, можешь сказать ей, чтобы принесла.

Кивнув, Эда подошла взять у нее пояс. Вокруг глаз у Сабран виднелись темные круги.

– Ваше величество что-то тревожит? – Она помогла ей снять накидку. – Лишает сна?

Вопрос был задан из вежливости, ответа она не ждала. И удивилась, услышав:

– Змей. – Глаза Сабран вспыхнули. – Он сказал: тысячелетний срок на исходе. С тех пор как мой предок победил Безымянного, прошло чуть больше тысячи лет.

На лбу у нее пролегла морщинка. Сейчас, в ночном уборе, без знаков королевского достоинства, она казалась беззащитной, как была бы перед наемным убийцей, проберись тот в ее спальню.

Так вот что не давало спать королеве Иниса!

– Языки змей раздвоены, чтобы лгать. – Эда повесила накидку на спинку кресла. – Фиридел еще слаб после спячки, еще не вошел в полную силу. Он боится союза Беретнетов с Льевелинами. И говорит загадками, чтобы посеять в вас сомнения.

– Ему это удалось. – Сабран опустилась на кровать. – Как видно, мой долг перед Инисом – вступить в брак.

На это Эда не нашла приемлемого ответа.

– Вы не желаете брака, моя госпожа? – спросила она наконец.

– Мне все равно.

Сабран обладала властью во всем, но не в этом. Чтобы зачать законного наследника, она должна была вступить в брак.

Здесь нужна была Розлайн или Катриен. Они бы утишили ее страхи, причесывая на ночь. Они бы нашли что сказать, сумели бы подготовить ее к неизбежному союзу с князем Обрехтом.

– Ты видишь сны, Эда?

Вопрос застал ее врасплох, но Эда совладала с собой.

– Мне снится детство, – ответила она, – и все виденное днем, сотканное в новый узор.

– Хотелось бы и мне так. Мне снятся… ужасные вещи, – пробормотала Сабран. – Я не рассказывала своим дамам, чтобы они не испугались за меня, но… тебе я расскажу, Эда Дариан, если хочешь. Ты крепче других.