— Еще раз повторю: ужасно иметь под боком такого следователя-энтузиаста.

— Под боком? Вчера меня под боком имела ваша подруга. Надеюсь, она не жаловалась?

— Нет, только восхищалась.

— А вы не ревнуете?

— Кого к кому?

— Меня к ней.

Я засмеялась:

— Такой вы мне больше нравитесь! А то даже стало страшно: умный, правильный, болеющий сердцем за бедных.

— А вы не такая?

— Надеюсь, нет.

— Значит, не ревнуете?

— Нет.

— Жаль... Но я все-таки закончу насчет «Саваофа»? Я приобрел у хозяина «Дирк Энтертейнмент» — он, кстати, передавал вам привет — самую новую версию программы именно для того, чтобы проверить свое давнее подозрение... Я ведь и раньше дурачился с этим «Саваофом». Но еще лет пять назад это развлечение мне наскучило. И знаете почему? Потому что я стал подозревать, как и вы, что «Саваофу» нет необходимости лопатить все миллиарды вариантов, относящихся к обстоятельствам фильма. Да это и невозможно, если подумать. Ведь у героев фильма нет предыстории и нет настоящих характеров, они все-таки выдуманные персонажи. Их автор часто искажает логику, заставляет их быть непредсказуемыми, странными, поразительными — чем лучше фильм, тем, кстати, эти персонажи условнее, схематичнее. Они ведь обязаны быть типичными, чтобы быть интересными... Я долго думал, как же «Саваоф» выходит из положения. Я видел, что в его версиях всегда есть логика. Всегда! То есть он на что-то ориентировался... А потом понял. Он ориентировался на меня, зрителя. Он понимал, чего я жду, делая то или иное изменение. Он даже понимал, что, добиваясь смерти киногероя, я в душе надеюсь на то, что ничего не получится и игра будет продолжена. И мне стало неинтересно.

— Вы купили новую версию? И ввели туда себя самого?

— Да. Один из своих дней.

— И?

— Он показал мне то, чего я хочу... А где лежат ваши журналы?

— Ими забит весь кабинет.

— Дадите мне почитать?

— Вы любите читать?

— У меня огромная библиотека.

— Из настоящих книг?

Он гордо кивнул.

— Какой вы счастливый...

— Так он, правда, вас бросил?

— Да... Самое удивительное, что я постоянно боялась, что он боится, что я его брошу... Очень смешно.

— Марианна говорила, что у вас очень крепкая семья.

— Наверное, на свете осталась только одна крепкая семья — ваших родителей.

— Я все-таки надеюсь их переплюнуть.

— Не думаю, что у вас получится... Вы слишком плейбой.

— А может я останусь, раз так? — спросил он. — Раз плейбой?

— Ну уж нет! — рассердилась я. — Езжайте к Марианне!

— У нее грудь твердая.

— Она уже все исправила! Нет, я серьезно! У меня был ужасный день... И еще раз спасибо за помощь.

Он встал, громко и отчаянно вздыхая.

— Значит, не ревнуете?.. Все, все, ухожу... Марианна говорила, что вы пишете. Это правда?

— Вы с ней, кроме как обо мне, о чем-нибудь еще говорили?

— Почти ни о чем.

— Все-таки вы ищете эти деньги! — сказала я, глядя ему в глаза. — Это для вас дело принципа — найти их!

Он пожал плечами.

— Хотите думать, что я еще хуже, чем ваш муж? Думайте на здоровье.

...Когда он ушел, я прошлась по квартире. Он сто раз мог оставить здесь камеру — постоянно отсылал меня на кухню... Но эти современные камеры, разве их обнаружишь?

На всякий случай я разделась в темноте, постелила самое дорогое постельное белье, надела шелковую пижаму — и воздержалась от... ну, это неважно.

Лестница вела на второй этаж — там тоже стояли столики.

В зале было совсем темно: из-за соснового бора за окнами, из-за стен, обитых коричневыми панелями, темных балок потолка и этой вот лестницы, сделанной под старинную, деревянную. В принципе это был деревенский стиль, даже старорусский, но хозяева, видимо, предполагали, что так должно выглядеть экологически безупречное помещение. Я положила ладонь на стену. Это был пластик.

Примерно так же дело обстояло и с индийской спецификой. Она с большой натяжкой создавалась за счет имитаций: старых шелковых картинок со слонами и повернутыми в профиль, обведенными серебряным контуром танцующими фигурами, тлеющих там и тут вонючих палочек, а также молельни в углу, обвешанной гирляндами искусственных маргариток. Я пригляделась: над молельней висела икона!

— Где вы сядете? — спросила официантка в жилетке и шароварах.

— А почему у вас турецкий наряд? — ответила я вопросом на вопрос.

Официантка приподняла бровь, и в ее глазах я прочитала собственный приговор. «Трудный клиент!» — скажет она на кухне. Впрочем, они уже увидели в окно, на какой машине я приехала, и вынесли мне приговор пострашнее: можно сказать, самый страшный в этом богатом районе.

— Можно сесть, где посветлее? — попросила я. — Напротив лестницы, в центре зала.

Официантка ушла за меню, попутно включив музыку: я бы не удивилась и арабской (ну, раз такой у них фьюжн), но нет — запищали, зарезвились на ультразвуковых широтах настоящие индийские голоса.

В нижнем зале никого, кроме меня, не было. На втором этаже кто-то разговаривал на повышенных тонах. Голос был наглый, хозяйский. Здесь вокруг все такие.

— Я специально спросила, — сказала вернувшаяся официантка, кладя передо мной меню, переплетенное в кожу. — Это не турецкий наряд, а индийский.

— У кого спросили?

— У управляющей.

— Да мне, в общем, все равно.

— Зато нам не все равно. У нас один из лучших тематических ресторанов этого района. Здесь все настоящее. Все создано людьми, искренне любящими Индию и хорошо ее знающими.

Я хотела спросить про икону в углу: это подстраховка? — но не стала связываться. Я действительно приехала поесть.

— Все, наверное, очень острое? Я новичок, мне нужно будет поменьше специй.

— Вы у нас первый раз?

— Нет, я была у вас примерно год назад. С подругой. Она живет здесь неподалеку.

— То есть вы знаете, что это вегетарианский ресторан?

— Конечно. Я потому и приехала. Мне мой косметолог посоветовала отказаться от животных белков.

— Да, у вас очень плохая кожа.

(Что говорят в таких случаях? «Спасибо»?)

— Но вы не расстраивайтесь. Сюда многие приезжают именно потому, что вегетарианство благотворно влияет на кожу. Знаете, бывает, клиентка прошла сотни процедур, сделала омолаживающую операцию, ходит на спа, использует озон, соблюдает диету, и все, все напрасно! А проблема — в питании! Представляете, какой ужас накапливает мясо животного в момент его убийства? И мы это потом едим! Кроме того, животные белки очень плохо перевариваются. Точнее, не перевариваются, это чистые токсины, они идут в кровь, в лимфу и в кожу, да, в кожу. Ваш землистый цвет лица — это цвет токсинов. Наша хозяйка говорит: у тех, кто ест мясо, — внешность убийцы.