Жрец проводит ладонью по подбородку, опускает руку. Под пальцы попадает кончик заплетённой в косу бороды, и он принимается его теребить. Складывается впечатление, что жрецу не нравится то, что он увидел. Не любит ведьм? Нет, вряд ли, ведь Ирвин знает, кто я, не стал бы приглашать того, с кем возникнут проблемы.

—  Что-то не так?

—  Люди склонны винить богов по поводу и без, дитя. В старых хрониках сохранились записи о шумных праздниках в храмах Нексин. Богине дарили танцы, смех, пока четыре сотни лет назад с Юга не пришёл Серый проповедник. От имени богини он учил умеренности, уважению к ближним, гармонии. Но вопреки своим же словам о взаимной ответственности, он создал первые серые общины. Я не могу представить, что Всеблагая богиня одобряет то, что творят её последователи.

Я склоняю голову к плечу.

Послушать, конечно, интересно. Почему бы и нет? Но история есть история, к чему её вспоминать именно сейчас? Мне всё меньше нравится, в какое направление сворачивает разговор.

—  Возможно. Однако богиня не остановила серых, прикрывающихся её именем. Для этого может быть тысяча сто пудовых причин, но результат один, имя богини прочно связано с серыми.

Честно говоря, я начинаю злиться, а вот жрец безмятежно улыбается.

—  Дитя, вы знаете, что среди последователей Нексин есть не только серые? Остались люди, которые помнят старые традиции.

—  Какое это имеет значение? — скрещиваю я руки на груди.

—  Приверженцы старых традиций официально не признают серых и наоборот.

И что?

Услышав шаги, я поворачиваю голову. В гостиную входит тётя. Она же лежать должна, отдыхать! Судя по недовольно-разгневанному выражению лица целительницы, на руку которой тётя опирается при ходьбе, и упрямо-целеустремлённому выражению самой тёти, пациентка своевольничает.

Я поднимаюсь навстречу, весьма неудачно попадаю  прямо в дымную завесу, продуваемую сквозняком из окна.

—  А-апчихи-и! —  чёрт! —  А-ачих!

—  Лей, твоя мама тоже чихала от благовоний. Знаешь, так звонко-звонко, —  тётя кивает жрецу и с трудом садится. —  Простите, что перебила.

Коснувшись серого подала, она неловко пожимает плечами, словно вдруг стесняется своего облика.

—  Я только рад, что ты к нам присоединилась, дитя. Я рассказывал Лейсан, что почитатели богини разделились, и хотя в их обрядах и традициях можно найти много общего, это разные обряды. Я вижу в глубинах вашей ауры “детское” благословение. Впервые, дитя, в храм тебя отнесла твоя мама, и она благословила тебя, согласно старым традициям. Уверен, в храме праздновали твоё рождение.

Я не Лейсан.

—  Это правда, Лей. Мы придерживались старых традиций, но… В тот год не стало твоих родителей, я старалась не показывать тебе, но я очень тяжело переживала уход сестры. Я ведь сколько себя помню, всегда рядом со мной была она. Потом я тяжело болела, и ко мне начала ходить жена Бирона. Она просто помогала, ничего не требуя взамен, и, прости, Лей, я сама не заметила, как увязла. Рядом с ними было не страшно, не так больно, и…

— Тётя, ты не виновата, — повторяю я. —  Всё будет хорошо. Давай купим тебе новые платья, косметичку. Какая помада тебе нравится больше, красная, розовая или бежеватая? Пока есть только три оттенка, но их можно смешивать.

—  Сеньоре пойдёт насыщенный розовый тон, —  улыбается жрец. И, пожалуй, он прав.

—  Извините, —  хмыкаю я.

Жрец улыбается шире:

—  Серый след на ваших аурах не делает вас частью общины и собственностью жрецов, поскольку ни одна из вас, как я вижу, не получала благословения в традиции общины.

Но…

—  Подождите!

—  Да, дитя?

—  В храме жрец проверил мою ауру.

—  Верно, —  жрец кивает. —  Он увидел, что вы часть серой общины. К сожалению, он не стал или не захотел вникать. Вы пригласили меня, чтобы порвать связи с серыми. Верно?

—  Даю

Жрец отпускает кончик бороды, вольготно откидывается на спинку дивана:

—  Я, безусловно, очищу ваши ауры от въевшегося за эти годы налёта. Но я прошу вас подумать, действительно ли вы хотите содрать данное вам родителями благословение Всеблагой, которое вас уже ни к чему не обязывает?

Мы с тётей переглядываемся.

Жрец, став заметно серьёзнее, продолжает пояснять:

—  Благословение даёт ауре защиту. Не надо думать, что благословение убережёт от всего на свете, это не так, но смею утверждать, что всё же остаться полностью “голой” опаснее.

—  Да? —  перебиваю я. —  Если благословение останется, значит, я буду в воле жрецов Нексин, но только теперь не серых, а тех, которые держатся за старые традиции.

Будь я настоящей Лейсан, я бы захотела оставить дар родителей, сентиментальность бы победила, но настоящая Лейсан давно ушла. Надеюсь, у неё всё благополучно… Я же выбираю независимость. Если я и приму чьё-то благословение, то это будет моё осознанное решение как с Кругом. Что касается весьма сомнительной защиты, то я подыщу в Системе аналог.

—  Ты не совсем, Лей, —  останавливает меня тётя. —  Старые традиции говорят, что человек должен быть счастлив, и только он сам знает, что ему для счастья надо. Не пойми неправильно, я не отговариваю тебя, я прошу тщательно подумать. Тебя ведь вступление в Круг не смущает, верно?

—  Нет, потому что я не вступила в Круг, я осталась топтаться на пороге, у меня сейчас два равных имени, тётя.

—  Дитя, на какой срок ты готова отказаться от магии? —  хмыкает жрец.

—  Что, простите?

Жрец смотрит на меня с лёгкой снисходительностью, но почему-то необидно.

—  А как ты хочешь, дитя? В жизни всё имеет цену. Серый налёт убрать нетрудно, он на поверхности и лишь немного въелся в верхний слой ауры, но благословение придётся вырывать с корнем. Только представь, какая колоссальная разница: прополоть клумбу, избавляясь от сорняков, и выкорчевать дерево. Повреждения ауры и энергетических каналов неизбежны.

—  Лей, может быть, не стоит торопиться?

—  Я… действительно подумаю, —  и посоветуюсь с Ирвином.

Сделав ставку на магию, я совершенно не готова остаться без своего единственного козыря. Допустим, я могла бы доверить расширение косметической линейки модного дома Ользе, с меня —  рецепт, с неё —  исполнение. Но как быть с Системой? Из храма от Фирса я сбежала благодаря чарам, купленным за караты.

—  Дитя, я всегда к твоим услугам, а пока…

Жрец поднимается, вытаскивает из-за спинки дивана ящик на кожаном ремне. Я с некоторым недоумением наблюдаю за приготовлениями. Жрец отпирает крышку, и в ящике обнаруживаются самый обыкновенный камень, какой легко найти где-нибудь на природе. Камень обтёсан, но не отшлифован.