Утро начинается со скандала.

Меня будит доносящийся с улицы гвалт. Когда сеньоры и синьорины штурмовали модный дом и то тише было. Я приподнимаю голову и разочарованно хлопаю по смятой подушке слева. Тепло выветрилось, значит Ирвин встал давно. Не скажу, что я мечтала непременно проснуться вместе, да и очевидно, что Ирвин ушёл разбираться с толпой, но вопреки здравому смыслу на языке чувствуется привкус брошенности.

—  Я же говорил Я умный.

—  Доброе утро, Сквозя. Что ты говорил?

—  Что скоро птенцы будут. А там —  дураки!

Ну да, птенцы… О предохранении я не то чтобы не подумала, просто чувствую себя вполне здоровой, а с модным домом о финансах я могу не беспокоиться. И лучших целителей себе приглашу, и няню птенцам найму, чтобы помогала. Независимо от Ирвина.

Потянувшись, я ощущаю в теле приятную ломоту —  напоминание о сладкой бурной ночи.

Дальше игнорировать набирающий обороты скандал как-то неправильно. Я ненадолго уединяюсь в уборной. Когда я возвращаюсь, Сковзя топчется по лавандового цвета юбке. А, нет, по платью. Я прищуриваюсь:

—  Не моё.

То ли радоваться заботе, то ли задаваться вопросом, откуда в доме запас женских нарядов. Ирвин часто приводит?

—  Гроза дома заказала, —  поясняет Сквозя.

—  Экономка?

—  Кар-р.

Приятно…

Одевшись, я собираю волосы в высокий хвост, подкалываю концы, чтобы не болтались и спускаюсь в гостиную.

Вот так сюрприз… Толпа собралась перед входом, а передовая группа и вовсе вторглась в холл, где их и остановили Ирвин, Кай и лакей, чьё имя я ещё не запомнила.

—  Ё-о-опрст, —  выдыхаю я. Знакомые лица.

Впереди давешний страж, надут и преисполнен собственной важности. За его плечом держится жрец. Опознаю исключительно по белым одеждам. Замыкающим в тройке Бирон Грушич. Сынуля дёрнул? Фирс здесь же, но держится от старших на небольшом расстоянии. Видимо, уважение изображает. В его объятиях рыдает драгоценная тётушка.

—  Синьорина Иветта, разрешите подавать завтрак? —  экономка подкралась незаметно.

—  Ирвин…

—  Сеньор справится.

Как же хочется пойти и без затей угостить Фирса вазой. Авось, в мозгах просветление наступит.

—  Сеньор Мэгг, я повторяю в последний раз. Освободите деввушку, или я вызываю подкрепление.

—  Дорогая, ты проснулась? Доброе утро.

—  Доброе утро. А что здесь происходит?

Ирвин знаком показывает остановиться.

—  Лейсан! —  экзальтированно вскрикивает тётушка, бросается ко мне, но Кай заступает ей дорогу. —  Лейсан!

Тётушка вновь повисает в объятиях Фирса.

—  Ирвин, кажется, тётушке плохо. Мы можем пригласить к ней целителя?

—  Дорогая, не волнуйся. За целителем уже послали.

—  Лейсан, —  вступает Бирон. —  Немедленно иди сюда.

—  С какой стати? —  может, мне стоило вовсе его игнорировать?

Я скрещиваю руки на груди и всем своим видом показываю, что идти никуда не собираюсь. Ещё не хватало!

Как же я благодарна Ирвину, что он взял меня под крыло и убедил не возвращаться во флигель.

—  Уважаемый хранитель порядка, —  в обращении Ирвина нет ни капли уважения, лишь бесконечная насмешка, —  как видите, синьорина пребывает в моём доме добровольно и может покинуть его в любой момент. Однако не хочет.

—  Синьорина Лейсан дочь общины, —  отрезает молчавший до этого жрец.

—  И? —  усмехается Ирвин.

—  Как служитель Нексин Всеблагой, я имею право забрать синьорину.

—  Имеете, —  легко соглашается Ирвин.

Что?!

Пора спасаться бегством?

—  Тогда, —  жрец жестом показывает Бирону пойти и забрать меня, но Кай моментально делает один великанский шаг и заступает дорогу.

—  В общем и целом вы действительно имеете полное право забрать синьорину, однако этот дом общине не принадлежит, и пройти дальше я вам… запрещаю. Дорогая, если ты хочешь отправиться с этими людьми, пожалуйста.

—  Обойдусь.

—  Уважаемый хранитель порядка, пожалуйста, вспомните, что синьорина дочь общины, а не преступница. Забирать синьорину силой вы не имеете права, синьориа совершеннолетняя.

Тётушка, притихшия было на плече Фирса, бессвязно вскрикивает, театрально хватается за серце и оседает на пол.

—  А-а-а-а, —  истошно стонет она. —  Лейсан, я так заботилась о тебе. За что ты меня убиваешь? А-а-а… Лейсан, ты хочешь, чтобы я умерла? Сердце…

Ей действительно плохо? Накрутила себя, давление подпрыгнуло —  легко могу поверить. К горлу подкатывает тошнота. Я так и не научилась равнодушно встречать эмоциональный шантаж. Хотя я твёрдо знаю, что если человек не хочет тебя отпускать, вырваться можно только с мясом и кровью, внутри всё равно свербит —  сидела бы тихо, слушалась бы, и тётя была бы в порядке. Это из-за меня…

—  Положите сеньору на диван, —  распоряжается Ирвин.

—  Лейсан, умоляю тебя, пойдём.

—  Куда, тётушка? —  я подхожу ближе, но предусмотрительно сохраняю дистацию. Схватить себя я не позволю.

—  Домой.

Она смотрит на меня с надеждой, продолжает держаться за грудь, но, надо же, уже готова встать

—  А потом?

—  В храм пойдём. Вместе примем наказание и будем учиться смирению.

У-у-у…

—  Тётушка, я не хочу с тобой ссориться.

Любила ли эту женщину настоящая Лейсан? Родственников не выбирают, и я люблю своих родителей и брата со всеми их недостатками. Ради них я попытаюсь наладить мосты. Но я никому не позволю ломать свою жизнь.

—  Пойдём, Лейсан.

—  Тётя, ты следуешь заветам Нексин Всеблагой, это твоя вера. Я повзрослела, и моя вера моё дело. Я отрекаюсь от Нексин Всеблагой.

—  Лейсан! —  восклицают тётя и Бирон напару.

Жрец замахивается, но я слишком далеко от него стою, не ударит.

—  Сердце! Умира-а-а-ю.

Что же, я пыталась.

Как же тошно…

—  Ни капли совести? Посмотри, что ты делаешь с той, кто заменила тебе мать, кто заботилась о тебе, ночей не спала!

Что она со мной делает? Спускает моё наследство в кошельки жрецов, выдаёт замуж за картёжника.

На глаза наворачиваются слёзы, но я твёрдо стою на своём. В груди зарождается и поднимается волна злости. Ненавижу эмоциональный шантаж. В исполнении близких это особенно подло. Я отворачиваюсь. Случайно получается, что я смотрю в окно, а в этот момент через толпу к дому пробирается Ольза. И, надо же, она не одна, а вместе с братом.