Я вздохнул и вышел из кабинета.

Под вечер стало пасмурно. Осень уверенно вытесняла угасающее дыхание лета. На тротуарах стали появляться первые сухие листья и глянцевые кругляши каштанов, упруго скачущие по асфальту от удачного пинка ногой. Лохмотья низких кучевых облаков стремительно неслись по небу, будто опаздывая заполнить весь мир вокруг мрачной и унылой сыростью…

…Зато яхт-клуб блестел девственной чистотой!

Казалось, что бетонное покрытие в отдельных местах отмывали чуть ли не с шампунем. По крайней мере, солью и гнилыми водорослями уже почти не воняло. Яхты на суше стояли четко выровненными по шнурку рядами. Аккуратными стопками на палубах красовались спасательные жилеты и сложенный брезент. Особо порадовал новый, по-театральному яркий и жизнерадостный пожарный щит возле дежурки.

А вот товарища капитана на яхте жизнерадостным назвать было очень трудно. Угрожающе сложив руки на груди и прислонившись задом к переборке рубки, он в мрачном безмолвии наблюдал, как я приближаюсь к месту расправы. Праздника из моего прибытия на судно не получилось. Позвякивать ключами у себя перед носом и заискивающе улыбаться я начал еще задолго до подхода к трапу. Только ледяная глыба таять не собираясь.

– Вс-с-сыпать бы тебе, – с чувством произнес Гришко, выхватывая у меня ключи, – по первое число! Весь день испоганил, паршивец.

– Степан Андреевич! Миленький! Ругайте меня. Ругайте! Нет мне прощения!

– Не кривляйся! И без тебя тошно. Волна еще разгулялась…

Он нырнул в машинное отделение. Я в панике заметил брошенные мною еще днем впопыхах ласты. Стал бочком двигаться к ним.

– Ведь ходовые же у меня сегодня, – как черт из табакерки появился из трюма Гришко, – неплановый регламент, туды ж его. А ты носишься с ключами где-то! Диверсант.

– Степан Андреевич! Ну простите, пожалуйста. День сегодня сумасшедший. И, между прочим, довольно-таки удачный.

– Удачный. Что бы ты понимал в удаче, – продолжал ворчать, немного успокаиваясь, обиженный в самых лучших чувствах мореход. – Ладно. За то, что меня в яхт-клубе сегодня как адмирала облизывали… хи-хи… разрешу тебе с собой прокатиться. Обещал ведь. Расскажешь про удачу свою…

– Правда? Ура! Спасибо, Степан Андреевич! Век помнить буду!

– Не булькает спасибо твое. Беги вон к матросику, пускай трап уберет. И швартовы отдаст. Беги давай!

Я пулей метнулся к синеющему неподалеку помощнику.

Оказывается, Гришко – человек!

Не ожидал.

Ровно и монотонно стучал дизель.

Яхта, ныряя с волны на волну, ходко шла вдоль берега в юго-восточном направлении. Изредка сквозь разрывы в тучах мелькало ползущее к горизонту солнце. Закат пылал пунцово-красным.

Гришко с важным видом крутил штурвал, высокомерно посматривая в мою сторону.

– А куда мы идем, Степан Андреевич? – перекрикивая шум ветра и волн, громко спросил я. – Далеко?

– К Фиоленту. Может, чуть дальше. Как движок себя вести будет. А ну метнись в машину, глянь, не сильно это старье трясет?

Я спустился через люк в громыхающую каморку.

Воистину адова обитель! Старенький Зульцер в работающем состоянии – жуткая вещь. Трясет, конечно. От вибрации рифленые пайолы ходуном ходят под ногами. Резво скачут в железной скобе запасные емкости с маслом. Мерцает свет в зарешеченном светильнике. Вокруг светлого пятна – сизое марево просочившегося выхлопа. И грохот невыносимый!

Скорее наружу!

– Ну, как там? Не взорвется?

– Нормально. Порулить дадите?

– Наказан! Рядом постой. Только ласты сначала убери под банку.

– Степан Андреевич! А можно на камбуз? Маковой росинки во рту с утра не было.

– Можно. Иди заправься. Холодильник там, увидишь.

В пассажирском отсеке шума значительно меньше, хотя вибрация чувствуется и здесь. И качка. Самая неприятная – килевая. С носа на корму и обратно.

Что-то есть перехотелось.

Я вдруг почувствовал, как чертовски устал за день. Укатали Сивку крутые горки. Заглянув в каюту, я, даже не думая, направился к койке и растянулся на ней.

Блаженство!

Хотя… Ой! Не совсем.

Лежать оказалось неприятно. При очередном нырке судна носом под волну желудок болезненно сжался и подпрыгнул к горлу. Я посидел некоторое время, пытаясь расслабиться и просто отдохнуть.

Нет! Лучше на воздух.

Ого! Берег еле виднеется в дали набегающих сумерек.

– Ну что, аппетита нет? – Гришко ехидно посмеивается. – Паршивенький из тебя мореход. И чего с тобой так Сан-Саныч носится? Не понимаю.

– Главное, чтобы он понимал, – теперь я начинаю ворчать. – Мы сегодня, между прочим, главный источник Обруча прикрыли. Общими усилиями.

Скромничаю, конечно.

И еще я понимаю, что языком треплю не совсем я, а усталый и голодный семилетний мальчишка. Которому сейчас нужна поддержка. Хотя бы эмоциональная.

– Обруча? – переспрашивает Гришко, двигая штурвалом яхту все правее и правее от берега. – А это кто?

– Инспекторша, – не успеваю я удержать разболтавшегося пацана внутри себя, – толстая и гадкая. Которая людей детьми шантажировала. Вы должны знать…

– Инспекторша? Не знаю, кто такая. Это ваши дела.

Я замер. «Не знаю, кто такая…» – Он действительно так сказал?

Было такое ощущение, словно в мозгу догорает бикфордов шнур. Еще мгновение… еще чуть-чуть… и…

Вот!

Невероятное озарение окатило меня ледяной лавиной. Вопиющая очевидность сдавила мозг отрезвляющей хваткой. Я растерянно оглянулся кругом. Справа за спиной сквозь нагромождение туч остро блеснул луч заходящего солнца. Вонзился в море, оставив на далеких волнах искрящуюся красным, зовущую к себе дорожку. Незамысловатую и простую. Как все гениальное…

Все просто!

Я словно сомнамбула перебрался вперед и уселся на лавочку. Поднял голову, вглядываясь в темнеющую высь. Силы возвращались. Болтливый мальчишка уходил на второй план в глубине сознания.

Он свое дело сделал.

Зачем-то я представил себе там, в густеющей синевой выси, летящий воздушный шар. А в его корзине – человека, который держит над бездной зажатую двумя пальцами игральную карту.

Кусочек глянцевого картона мнется, трепещет на ветру, норовит выскочить и… вдруг срывается вниз. Он носится и кружится в воздушных потоках, то плавно скользя в сторону, то рывком опять взлетая кверху.

Его полет не похож на падение. Это безумный танец, повторяющий по своей непредсказуемости непостижимые изгибы человеческой судьбы. Куда его занесет очередной порыв ветра? Пролетающая рядом птица с опаской шарахается в сторону от необычного попутчика. Угрожающе гудят высоковольтные провода, способные в долю секунды превратить в прах отчаянного путешественника. А карта проскальзывает между ними и несется к земле.