Владимир Валентинович заметил, что, может быть, большой торговый центр городу и не помешает.

– Возможно. Я такими категориями не мыслю, просто знаю, что Глеб не хочет связываться с монополистами, а они лезут. Рынок больно перспективный. Ты уж поддержи старого друга, ладно?

…Это был последний хороший день.

Кристина позвонила в девятом часу вечера. Нейман почему-то сразу почувствовал несчастье, увидев на дисплее ее номер. Сердце болезненно сжалось, а во рту появился противный кислый привкус страха.

– Владимир Валентинович, мне кажется, вам стоит подъехать в больницу, – сказала она мягко. – С Дорой Иосифовной нехорошо.

Вскочив с дивана, он принялся бестолково одеваться, как сквозь вату слыша ее голос.

Невозможно было поверить в то, что она говорила.

…«Скорую» вызвал Глеб, вернувшись с работы и обнаружив жену лежащей без сознания в холле. Кристина немедленно помчалась на вызов. Вначале она предположила инсульт, но, осмотрев Дору, вынуждена была поставить диагноз черепно-мозговой травмы.

Она сразу повезла Дору в реанимацию, там уже ждали все специалисты – кого подняли по тревоге, а кто сам прибежал, услышав страшную новость.

Положение оказалось серьезнее, чем Кристина определила при первичном осмотре. Несмотря на нормальное давление и пульс, Дора не приходила в сознание, а потом давление стало повышаться – тревожный симптом.

В реанимации определили кому и готовились выполнить компьютерную томографию головного мозга. Дышала Дора пока самостоятельно, но в любой момент ее могли перевести на искусственную вентиляцию легких.

Ничего еще не было ясно, и Кристина позвонила ему затем, чтобы он поддержал Глеба, который находился в очень плохом состоянии.

Спешно одевшись, Нейман на такси приехал в больницу. Кристины он не застал, ей пришлось уехать отрабатывать смену.

Он отправился на поиски Глеба. Обогнул группу докторов, собравшуюся на первом этаже при входе в рентгеновское отделение. Владимир Валентинович понял, что они говорят о Доре, но не вслушивался и тем более не вмешивался. Понимал, что эти люди справятся без его помощи, а спрашивать о Дорином состоянии – только отвлекать их.

Некоторые врачи были в накинутых прямо на уличную одежду одноразовых халатах: их вызвали из дому. Таких было много, и у Неймана стало легче на душе – они напомнили ему солдат, поднятых по тревоге. Они обязательно победят, решил он и поднялся на один пролет. Кристина сказала, что отвезла Дору в реанимацию, значит, и Глеб там.

В само отделение Глеба, разумеется, не пустили, он сидел под дверью, растерянный и беспомощный, как брошенный пес.

Нейман примостился рядом, деликатно кашлянул, но ничего не сказал. Да что тут скажешь?

– Здравствуй, Володя, – произнес Глеб очень тускло.

Нейман кивнул.

Сейчас самое тяжелое время для друга. Период погружения в беду. В чужие, враждебные воды отчаяния, полные неизвестности.

– Ей только что сделали томографию, – так же невыразительно, словно автомат, сказал Глеб. – Уже привезли обратно в реанимацию. Мне дали только издали посмотреть. Говорят, она ничего не чувствует. Не может быть. Меня бы почувствовала.

– Глеб, работают специалисты. Если они говорят нельзя, значит, нельзя.

– Да понимаю я. Мне сказали идти домой, но я не хочу. Как я один там буду?

– Поехали ко мне.

Глеб покачал головой.

Они сидели на очень старой банкетке, обитой малиновым дерматином еще советского производства. Посередине в кожзаменителе зияла фигурная дыра, а поролон под ней был по-мышиному выгрызен. Рядом – тумбочка, в которой, как было известно Нейману, сестры хранят запас сигарет. Он залез в этот запас, взял одну сигарету себе, другую без разговоров сунул в рот Глебу и щелкнул зажигалкой.

Комиссаров глубоко затянулся, машинально стряхнул пепел в цветочный горшок.

– Я тут буду, – буркнул он. – Мало ли что понадобится. Ведь в любую минуту может понадобиться лекарство, которого в больнице нет. Я поеду куплю.

– Да, конечно…

Нейман знал, что тяжелее всего переносить собственное бессилие. Когда гибнет близкий человек, да что там, часть тебя, а ты не можешь ничем помочь.

Уехать домой, есть, пить, спать, когда любимая борется со смертью, – для Глеба это было просто невозможно.

Кристина позвала Неймана, чтобы Глебу было легче… Но Глеб не хотел, чтобы ему было легче, наоборот! Если бы его спросили, он предпочел бы сам лежать с проломленной головой, лишь бы знать, что Дора цела и невредима.

Они покурили еще. Потом Нейман сходил в приемный покой и взял там кружку горячего чаю для Глеба. Тот равнодушно выпил в три глотка.

– Она же поправится, правда?

– Да…

– Я подумал, почему ты не говоришь, что она поправится, – пробормотал Глеб. – Обычно ведь говорят, что поправится, а ты не говоришь. Ты знаешь что-то плохое?

– Нет-нет, что ты! Я просто не умею утешать, а знаю не больше твоего.

Тут появился милиционер, невысокий парень в мешковато сидящей форме. Под мышкой – дежурная папка. Владимир Валентинович иногда пересекался с ним по работе, выезжая на констатацию смерти.

Видимо, пришел опрашивать очередную жертву, мимоходом подумал Нейман, но милиционер направился прямо к ним.

Очень мягко он сказал, что обязан допросить Глеба. Кроме того, нужно провести осмотр места происшествия.

– Да, пожалуйста, – кивнул Глеб и протянул милиционеру ключи. – Езжайте, осматривайте.

– Глеб Борисович, необходимо ваше присутствие.

Милиционер говорил очень деликатно. Из подхалимства перед мэром или искренне сочувствуя человеческому горю? Какая, впрочем, разница?

– Поедемте, Глеб Борисович. Я только что говорил с врачами, они считают, что до утра ситуация не изменится.

Глеб встал.

– Хорошо.

– Я подежурю, – поспешно сказал Владимир Валентинович. – Посижу, пока ты не вернешься.

Комиссаров невесело усмехнулся:

– Володя, я могу не вернуться еще очень долго. Верно, товарищ милиционер?

Тот замялся, и это молчание заставило Неймана содрогнуться, будто его облили ледяной водой.

– Нечего смущаться, – сказал Глеб милиционеру. – Я прекрасно понимаю, что первый подозреваемый у вас. Сопротивляться я не собираюсь, прошу только об одном – если есть планы посадить меня в камеру, скажите об этом сейчас. Я дам распоряжения своему другу.

– Глеб Борисович, следствие только началось, я всего лишь дознаватель и ничего не решаю…

– Ладно, – раздраженно перебил Комиссаров. – Володя, я тебя прошу… Если что, позаботься тут обо всем. Вот мои карточки, возьми.