Черная ярость овладела Джоан. Ее взбесил не столько его тон, столько то, как он отзывался о Ризе.

– Как ты смеешь говорить о своих правах на меня? Как ты смеешь обвинять меня в том, что я продалась? Я испытала не меньше унижений, чем ты. Если я решилась на время забыть об этом, воспользовавшись тем, что мне дарят доброту и любовь, ты не вправе ни останавливать, ни мешать мне, да тебе это и не удастся.

– Меня тревожит не то, что ты можешь ненадолго забыться, сестра, а то, что забудешь все навсегда. Нищета мастерской не смогла тебя сломить, но покой и беззаботность этой жизни могут, – он встал. – Я слишком долго предоставлял вести все дела тебе. Кажется, настала пора возглавить наше сражение. Нельзя и впредь зависеть от воли ветреной женщины.

– Ветреной?! Никакие невзгоды не могли сломать меня. Три года я надрывалась, чтобы осуществить все то, что я задумала, и защитить твою честь.

– Меня волнует не моя честь, а твоя. Он заставляет тебя забыть, кто ты и откуда. Ты пала так низко, что это кажется тебе спасением.

– Неправда!

– Это написано у тебя на лице.

Он протопал через зал, и его туфли застучали по лестнице. Через минуту он вернулся с луком и стрелами в руках и пошел в конюшню за мишенью.

Следующие два часа, пока она замешивала тесто и варила суп на ужин, он пускал стрелу за стрелой. Их свист сливался в тошнотворную мелодию, песню его негодования, его презрения к ней.

Джоан остановилась и посмотрела на него сквозь открытую дверь. Как он высок, как широк в плечах! А ведь раньше она этого не замечала. Он уже мужчина, а не неуклюжий юнец. Без устали, без передышки, он вставлял стрелу за стрелой, натягивал и отпускал тетиву.

Как давно это случилось? Недавно, подумала она, только он не поверял ей своих решений, созревших в глубине сердца, решений, к которым его подтолкнули воспоминания, терзавшие его душу. Он старался отогнать их, так же как и она, но прошлой ночью почему-то не сумел. В тот тяжелый для него час он расстался со своим детством и вступил на путь возмужания, а ее не было рядом, чтобы поддержать и утешить его.

Наконец пение стрел прекратилось. Марк отнес мишень в конюшню, а сам с луком в руках зашел в кухню и стоял за ее спиной, пока она помешивала суп.

– Сколько у тебя денег? – спросил резко.

– Их не хватит.

– Сколько? – на этот раз он не спрашивал, а требовал ответа.

– Чуть больше двух фунтов.

– Дай мне один.

Она повернулась, уперев руки в бока.

– Нет. Я заработала их, и они будут у меня до тех пор, пока я не решу, что пришло время распорядиться ими так, как надо.

– Что-то ты не особенно спешишь.

С этим она не могла спорить: потраченные впустую годы доказывали его правоту.

– Что ты хочешь делать с этими деньгами?

– Я собираюсь купить меч. Думаю, мне за эти деньги удастся раздобыть какой-нибудь, пусть и старый, меч.

– Ты не знаешь…

– Я знаю основные приемы, а имея собственный меч, смогу их отрабатывать. Я буду совершенствовать свои умения, в ближайшем будущем нам это понадобится. Так что дай мне денег, Джоан, время настало. Хотя на самом деле оно настало уже давно.

Она хотела отговорить его, но слишком ясно видела, что это ни к чему не приведет – он уже все решил. Пока он был мальчиком, он должен был слушать свою сестру, но теперь он вырос, он уже мужчина.

Джоан пошарила за поленницей и извлекла оттуда свой маленький кошелек, где прятала драгоценные монеты. Она попыталась скрыть сжимающую сердце тревогу, но голос выдал ее.

– Пообещай мне, что не будешь поступать безрассудно, пообещай, что не будешь ничего предпринимать, пока не научишься…

– Риз знает о нас? – он взял монеты.

– Нет.

– Думаю, ты говоришь правду. Его внимание льстило тебе, и ты знала: если он узнает обо всем, его интерес остынет.

– Не поэтому.

– Тогда почему? Ты не доверяешь ему? Ты провела ночь в постели с мужчиной, в котором сомневаешься?

Неужели это так? Джоан заглянула в глубь своего сердца и поняла, что больше не сомневается в Ризе. Он не предаст и не причинит ей боли ради выгоды или безопасности.

Однако это означало, что теперь она подвергает его опасности вместо того, чтобы оградить от нее.

– Не говори ему, – попросил Марк. – Если он ничего не будет знать, это позволит нам оставаться здесь еще некоторое время, и у меня появится возможность многому научиться.

– Тебе понадобятся годы, чтобы набраться мастерства для поединка с Ги.

– Сколько бы времени у меня ни было, мне его хватит.

Тревога испуганной птицей колотилась в ее груди: своим безрассудством он убьет себя, а она не вынесет, если потеряет и его.

– Ты должен поклясться, что не будешь ничего предпринимать, не сказав мне об этом, – сказала Джоан. – Тренируйся, но не позволяй своей горячности толкнуть тебя к опрометчивому поступку. Я ничего не скажу Ризу, мы останемся, и ты сможешь упражняться. Поклянись, что выполнишь мою просьбу.

Он помолчал, затем пожал плечами.

– Хорошо, я поговорю с тобой, прежде чем отправиться на встречу с ним.

Может быть, завтра он немного поостынет? Может быть, пройдут годы, прежде чем он решит, что готов, и у нее хватит времени, чтобы заработать денег и нанять вместо него опытного воина, победителя рыцарского турнира?

Лошадь по-прежнему доставляла ей хлопоты. Даже при том что Святой Георг стоял подле нее, а не сидел верхом, корпус животного был слишком тяжел для его глиняных ног.

Не зная, как исправить положение, Джоан тяжело вздохнула. Риз выглянул из-за поднятой вертикально статуи Святой Урсулы.

– С камнем еще труднее. Прислони его к лошади и соедини их в одно целое, как делают каменщики. Это поможет удерживать вес.

Она посмотрела на фигурки – да, это должно сработать. Риз вернулся к своей работе, и его лицо снова скрылось за фигурой святой.

– И больше округли кобыле зад. Ты не привыкла лепить животных, а их нельзя спрятать за складками одежды. Сходи на конюшню и посмотри, как выглядит лошадь. Твоя от этого станет только лучше.

Он был прав. Если с первого взгляда лошадь казалась вполне сносной, то при более детальном рассмотрении отдельные ее части не совсем естественными.

Теперь, когда она задумалась об этом, ноги Святого Георга показались ей неуклюжими. Так как он был в доспехах, она не могла спрятать их, скрыть в складках одежды. Джоан улыбнулась сама себе. Ей придется получше присмотреться к ногам Риза, когда на них не будет одежды.